Флаг Межрегионального историко - культурного фонда "Волжская Болгария"

Казанские и чувашские подходы по истории древнеболгарской цивилизации

Тафаев Г.И.

Казанские и чувашские подходы по истории древнеболгарской цивилизации

Разгром г. Пюлер:

Сгинут все они под землю,

На десятки, сотни лет…

Но людским страданьям внемля,

Вновь зажжется солнца свет!..

Много крови здесь прольется,

Много слез прольет народ.

Но в конце он все ж добьется:

Время светлое придет!..

Кто последним был, тот первым

Станет всюду на Земле!

А тираны, а Тимеры

Сгинут все навек во мгле…

И богатства все Пюлера,

Все сокровища земли

Отойдут рабам Тимера,

А не тем, кто город жгли…

Эх, сразиться не смогли мы

С лютой ханскою ордой.

В Урало-Поволжском регионе первым предложил научное понятие «болгарская цивилизация» русско-марийский профессор И.Н. Смирнов. Он считал:

·        Болгарская цивилизация принесла плоды цивилизационного прогресса народам Северного Поволжья;

·        Болгарская цивилизация является чувашской. Чуваши сохранили болгарский язык. Болгарскую одежду, орнамент, болгарскую душу.

К сожалению, татарско-казанские авторы не хотят видеть теоретика болгарской цивилизации из-за его научного (классического) подхода к наследникам цивилизации Волго-Камья – чувашам.

Наиболее успешно отождествляется болгарский язык с современным чувашским. Об этом писал Н.И. Ашмарин, Н.Н. Поппе, М.Р. Федотов, В.Ф. Каховский, В.Д. Димитриев и многие  зарубежные авторы. Обратим внимание на статью М.Р. Федотова «О болгарском и чувашском языках». Чувашовед отмечал, что тема эта задумана как проблемно-критический обзор доступной автору литературы о языке болгар и чувашей.

1. Вопрос о болгарском языке исследовался многими учены­ми. Трудность его решения видна из противоречивости выска­зываний, но во второй половине XIX в. намечается основная линия научных поисков, связанная главным образом с дости­жениями тюркологии, и прежде всего сравнительным изучением языка болгарских надгробных камней XIII—XIV вв.

1.1. Уже в первой половине XVIII в. В. Н. Татищев писал о чувашах: «Вниз по Каме жили билиры и чалматы... Ныне ос­татки их чуваша, которых и вниз по Волге довольно; сии много свой язык татарским повредили».

Об остальных соседях чувашей сказано: «Вверх по Волге черемиса, подвластные болгором... разделяется на луговые и нагорные. Они, видится, до Суры и выше распространялись. Са­ми зовутся, мори... Далее вверх по обе стороны Волги мордва».

Что касается языка поволжских татар, то В. Н. Татищев ото­ждествляет его с чагатайским (староузбекским), но изменив­шимся под влиянием болгарского: «Татара волские сами сказы­вают, что их сущей язык чегодайский, а нынешней болгорским поврежден». Чуваши и другие финно-угры Поволжья и Перми, на его взгляд, «единого суть отродия и языка издревле были, а с татары никоего согласия или подобия нет».

Данное высказывание В. Н. Татищева вполне объяснимо, так как ученым на рубеже XVII—XVIII вв. наличие в финно-угорских языках общих с чувашским слов давало повод судить об их генетическом единстве, хотя впоследствии было оконча­тельно доказано, что таковые не только в финно-угорских язы­ках Поволжья и Перми, но и венгерском представляют собой болгаро-тюркские  (древнечувашские)   заимствования.

Что касается самого болгарского языка, то он уже с сере­дины XV в. перестал существовать. Автор «Истории Российской» по этому поводу пишет: «Бохары( по – чувашски  полхар) сами о себе сказуют, что из­древле на Волге жили и язык особой имели, но татарами переведены и с верою купно язык татарской, приняв, употребляют. Волские болгоры закон имели бряхминов, потом магометанской».

1.2. Вот что писал академик А. Куник о болгарском этническом и языковом наследстве: «Когда я стал себе выяснять прошлое и настоящее положение приволжских народов, особенное мое внимание обратили на себя остатки чувашей (в губ. Казанской, Симбирской и др.), и я скоро пришел к убеждению, что в чувашах мы имеем остаток одной группы старотюрков, которые, еще задолго до вторжения татар, поселились в местности, ныне обитаемой чувашами (среди волжских финнов)... Чем более я вдумывался в отношение чувашей к вымершим камским болгарам, тем более убеждался, что в чувашах мы встречаем, если не остатки так называемых белых или серебряных болгар (камских болгар), то все же одну из тюркских отраслей, к которой принадлежали и жители болгарского ханства в среднем Поволжье, а также убеждался в том, что когда-нибудь при помощи чувашского языка, равно как при пособии встречающихся еще до настоящего времени в земле чувашей собственных и топографических названий, ученые внесут свет в область изучения древнетюркского элемента, замечаемого у хагано-болгар на Дунае, у черных болгар на Кубани, у хазар и у других незначительных тюркских племен... Открытый в 1866 г. неизвестный по сих пор памятник (имеется в виду  Именник  болгарских князей) изменил это предположение в твердую уве­ренность».

1.3. В последующем это положение было уточнено С. Е. Маловым: «Всего вероятнее подвержена татарскому влиянию и ассимилировалась с монголо-татарами та часть булгарских чуваш, которая жила в городах и издавна исповедовала ис­лам; поэтому памятников XV века с чувашскими элементами не встречается, памятники с того времени составляются уже только на татарском (и арабском) языке. Часть же чуваш, жившая вдали от центров, в лесах, осталась вдали и от татаризации, и ислама, т. е. осталась язычниками (ср. «Волские болгоры закон имели бряхминов» В. Н. Татищева). ... Чу­ваши начали принимать ислам задолго до XIV века. Во вся­ком случае, уже в X веке ислам распространился среди чуваш Волжской Булгарии, где ислам в это время был принят в каче­стве официальной религии».

1.4. К объяснению трудного вопроса о языке древних бол­гар С. М. Шпилевский подошел с позиций расшифровки над­писей мусульманских надмогильных камней: «...Признаки чу­вашского языка на мусульманских надгробных надписях нача­ла XIV в. приводят к объяснению трудного вопроса о народно­сти древних булгар... В настоящее время многие склоняются к признанию в Булгарском царстве господствующим элемен­том — тюркского, подтверждением    последнего мнения могут служить и признаки чувашско-тюркского языка на древнейших булгарских надгробных надписях».

1.5. Наблюдая характерный для чувашского языка переход тюркских палатальных гласных в гуттуральные, то есть узких в широкие, отсутствующий в других тюркских языках, В. В. Радлов утверждал, что такой переход мог возникнуть лишь на не­тюркской почве. Следовательно, в древности чуваши говорили на каком-то своем нетюркском языке, поэтому тюркские слова ими усваивались как иноязычные.

Хорошо зная, что чувашский язык в области консонантизма также отличается целым рядом признаков, главными из кото­рых являются булгарский ротацизм и ламбдаизм, В. В. Радлов пришел к выводу: «На основе сходства булгарских слов, встречающихся на могильных камнях, с современными чуваш­скими словами мы с уверенностью можем сказать, что язык булгар следует считать предыдущей ступенью современного чу­вашского языка и что тюркизация булгар в XIV веке шагнула уже далеко вперед».

1.6. Теперь мы понимаем, что чувашский язык — это и не финно-угорский в своей основе и не такой тюркский, как, ска­жем, кыпчакские (тат., башк. и др.) или огузские (тур., азер, туркм.) языки.

Коренной сдвиг в сторону правильного понимания чуваш­ского языка и его носителей произошел, на наш взгляд, после трудов и Н. И. Ашмарина и  Г. И. Рамстедта. Приведу ряд высказываний на этот счет.

1.6.1. Н. И. Ашмарин держится «несколько иного мнения», нежели академик В. В. Радлов: «Последний объясняет свое­образный характер этого тюркского наречия тою причиною, что чуваши, не тюрки по происхождению, мало-помалу, в несколь­ко периодов, усвоили себе тюркский язык, видоизменив его на почве собственного, ныне ими совершенно забытого языка; я же держусь в настоящее время другого мнения и думаю, что  дело здесь обстояло иначе. Не чужеродцы исказили перенятое ими тюркское наречие,   а   тюрки (чуваши) утратили чистоту своего родного говора, приняв в свою среду чуждый элемент в лице финнов Поволжья. Мне кажется, что здесь произошел в более грандиозных размерах   такой   же процесс изменения языка, какой мне пришлось констатировать раньше у чуваш  Козьмодемьянского уезда, живущих на границе черемисских селений и изменивших свое наречие в силу брачных связей с горными черемисами. Впрочем, чувашские слова, перешедшие в древности в мадьярский язык, доказывают ясно, что своеоб­разный характер чувашского наречия уже был ему присущ и в древности, ранее IX столетия нашей эры, а, кроме того, су­ществуют некоторые положительные факты, позволяющие ду­мать, что первоначальная родина чуваш была не на среднем течении р. Волги, в области финнов,   а   гораздо южнее».

С достаточным основанием можно говорить, что значитель­ная часть носителей северо-западных диалектов чувашского языка когда-то представляла собой финно-угорскую субстрат­ную этническую основу, которая впоследствии была полностью или частично тюркизирована. Надо думать, что при этом про­исходили как фонетические, так и морфологические изменения во взаимодействовавших языках. Массовый поток взаимопро­никающей лексики мог, безусловно, повлиять на структуру пред­ложения. Возникнув в определенном месте, новый языковой фактор постепенно приобретал массовый характер и распро­странялся в определенных   географических   границах.

Несколько слов о том, как представлялось Н. И. Ашмарину болгарское происхождение чувашей. Касаясь этнонима суас в устах мари, он спрашивает: «Почему луговые черемисы могли окрестить чувашами столь от них в наше время отличающихся татар? По моему мнению, ответ на подобный вопрос может быть один, а именно тот, что современные нам чуваши пред­ставляют из себя не что другое, как прямых потомков волжских

болгар, и что черемисы, обозначая их именем суас, впоследст­вии перенесли это имя на татарских завоевателей края, кото­рые, унаследовав то политическое   значение,   какое   сначала принадлежало болгарам, и отчасти и их культуру и приняв ислам, стали потом сами приписывать себе болгарское проис­хождение. Такое перенесение племенного наименования с од­ной народности на другую было тем более возможно, что сли­яние полудиких пришельцев с культурными болгарами (му­сульманами) совершилось   с   медленною постепенностью,   и прежнее болгарство совершенно незаметно подменилось татарством».

1.6.2. Некоторые исследователи, например М. 3. Закиев, для оценки приведенной цитаты Н. И. Ашмарина не нашли других выражений, кроме как «плод преднамеренной фальсификации», имеющей-де «ярко выраженную идеологическую направлен­ность, обусловленную буржуазной идеологией и реальным слу­жебным положением автора как цензора царского самодержа­вия».

Методом высказывания подобных отзывов и оценок работ выдающихся представителей отечественной тюркологии нельзя рассчитывать даже на временный успех. Категорический вывод, что «прямыми потомками булгар являются не чуваши, а казан­ские татары», надо доказать несколько по-другому, нежели несправедливыми упреками и различными обвинениями в    адрес    отечественных   и   зарубежных ученых-языковедов (3. Гомбоц, М. Рясянен, Г. Рамстедт, Н. Н. Поппе, Ю. Немет, О. Прицак, Н. А. Баскаков и др.), подхвативших, дескать, этногенетические концепции   Н. И. Ашмарина   без каких-либо фактических доказательств. Ни один из перечисленных М. 3. Закиевым ученых не писал и не мог писать, что казанские татары в этническом отношении с волжскими болгарами связи не име­ют. Они лишь подчеркивали, что уже на исходе XIII в. волж­ские болгары-мусульмане забыли свой язык, став настоящими татарами, приняв   новый язык   огузо-кыпчакского строя. Об этом говорят многочисленные «татарские» заимствования в вос­точнославянских, а также в неславянских языках Поволжья и Перми.

М. 3. Закиев обвиняет Н. И. Ашмарина в разного рода за­блуждениях в научном познании истории болгар, в ограничен­ности тогда неязыковых (да и языковых тоже) данных, но не отвечает, почему же тогда «фальшивая» этногенетическая кон­цепция Н. И. Ашмарина «была затем подхвачена другими оте­чественными и зарубежными учеными и положена в основу их этнолингвистических учений»? Получается, что все «беды» идут от Н. И. Ашмарина. Хотелось бы полагать, что это делается не сознательно, а по неведению.

1.6.3. По затронутому вопросу я позволю себе привести пространную цитату из статьи А. Н. Самойловича «К истории культурных и этнических отношений в волжско-уральском крае», которая дает повод для серьезных размышлений: «При­знавая несомненную связь чувашского языка с булгарским, Мункачи задается целью устранить противоречие между исто­рическим фактом принятия волжскими булгарами вместе с их князем в 922 г. ислама и современным фактом пребывания чувашей в язычестве. Автор выдвигает предположение, что ис­лам был принят в прошлое время не всем булгарским народом, и что широкие массы, особенно деревенские жители, оставались верными своему древнему культу. Путем обособления город­ских жителей и верующих мусульман от язычников, последние могли образовать особый слой населения (Volksklasse) [2].

Таким образом, мы можем считать, что болгаро-чувашский R-язык был государственным языком Волжско-камской Болгарии. Н.И. Ашмарин в работе «Болгары и чуваши» достаточно подробно писал о жизни, обычаях (по Ибн-Фадлану), языке болгар, о месте их обитания [3].

Русско-чувашский языковед в исследовании отмечал, что  авары подчинили себе болгарское племя или когда воз­раставшее могущество хазаръ стало грозить этому племени опасными осложненiями. Последнее событiе, продолжаетъ онъ, кажется, совершилось довольно поздно, въ VII столетiи.

Первыми известiями о Волжской Болгарiи, которыя относятся къ началу X в., мы обязаны арабскому писателю Ибнъ-Фадлану, начинающему собою длинный рядъ арабскихъ историковъ и географовъ, писавшихъ между прочимъ и о болгарахъ. Изъ оставленныхъ ими по большей части отры-вочныхъ заметокъ можно видеть, что въ X столетiи болгары представляли изъ себя сильный народъ, жили оседло въ городахъ, имели развитыя торговыя сношенiя съ окрестными странами, исповедывали исламъ и управлялись самодержавнымъ государемъ. Однако о племенномъ происхожденiи волжскихъ болгаръ те же восточные писатели сообщаютъ намъ лишь весьма сбивчивыя известiя, и, какъ выражается нашъ орiенталистъ Григорьевъ, недостатокъ положительныхъ сведенiй открылъ здесь, какъ и везде, обширное поприще для предположенiй.

Греки обозначали Волжскую Болгарiю именемъ «Черной», а арабы называли ее внутреннею; кроме этихъ названiй мы также встречаемъ у позднейшихъ европейскихъ путешественниковъ и другое.   Плано Карпини, въ своемъ повйствованiи, упоминаетъ о волжскихъ болгарахъ трижды, и всегда подъ двойнымъ именемъ—Bileri id est Magna Bulgaria («Билеры, т. е. Великая Болгарiя»), а Рубруквисъ говорить: _«Etilia est major fluvius, quam unquam viderim, et venit ab aqmlone, de Majori Bulgaria tendens ad meridiem».—«Я ни­когда не видалъ реки больше Этилiи; она течетъ съ севера, направляясь отъ Великой Болгарiи въ полуденную сторону)». Что касается названiя Minor Bulgaria («Малая Болгарiя»), то подь этимъ наименованiемъ въ среднiе века понимали Болгарiю на Дунае. По известiямъ, находимымъ у арабскихъ писателей, земля болгаръ лежала смежно съ землею буртасовъ, сходившеюся между хазарскими и болгарскими владънiями, на разстоянш пятнадцати дней пути отъ первыхъ, и жили болгары на берегу реки Итиль, которая впадаетъ въ море Хазарское (Каспiйское), протекая между землями хазарской и славянской. Согласно темъ же известiямъ, болгары дели­лись да три особыхъ отдела, изъ которыхъ одинъ назывался, другой Эсегель, a третий Болгаръ, причемъ все они жили смежно, въ одной и той же местно­сти. Что между волжскими болгарами существовали какiя-то подразделенiя, объ этомъ свидетельствуютъ и русскiя летописи, упоминающiя ихъ подъ различными наименованиями. Однако, такъ какъ все эти вазванiя, повидимому, служили для отличенiя различныхъ частей одного и того же народа лишь по местамъ, ими занимаемымъ, по именамъ некоторыхъ рекъ и урочищъ, т. е. въ чисто географическомъ отношенiи, то поз­волительно думать, что племенныя отличiя этихъ группъ мог­ли быть весьма незначительными.

Въ различное время границы болгарской территорiи про­стирались отъ Уральскаго хребта до рекъ Суры и Оки, отъ Вятки и Камы до истоковъ Дона, Хопра и Самары; но на всемъ этомъ пространстве наряду съ болгарами, вероятно, жи­ли и другия народности, которыя частью живутъ въ этомъ краю и до сихъ поръ.

Исторiя волжскихъ болгаръ дошла до насъ лишь въ весьма неясныхъ чертахъ, такъ какъ эта знаменитая отрасль болгарскаго народа, кроме несколькихъ надгробныхъ камней и небольшого числа монетъ, не оставила после себя никакихъ другихъ памятниковъ письменности. По известiямъ, сообщаемымъ арабскими писателями, кади города Болгара Якубъ-Ибнъ-Нуманъ написалъ во второй половине XII в. «Исторiю Болгарiи», но это сочиненiе до нашего времени не сохранилось. Самыя раннiя и наиболее важныя известiя о болгарахъ принадлежать арабскимъ писателямъ и путешественникамъ, изъ которыхъ некоторые побывали въ земле волжскихъ болгаръ сами [4].

О серьезной болгаро-языческой культуре отмечал В.К. Магницкий, изучая тюрко-язычные имена болгар (чуваш).

Исследуя подложную летопись «Джагфар Тарихы» мы можем соспоставить языческие (болгаро-чувашские) имена с татаро-кыпчакскими. Они сопоставимы, но имеют серьезные расхождения.

По В.К. Магницкому языческие имена чуваш (болгар).

Абак                       Кучук                    Отуч

Абакай                   Куша                     Отханис

Адюнка                  Левяк                    Отя

Адук                       Ледер                    Пикчун

Ислан                     Любак                   Пикша

Исмак                     Намук                   Чотай

Исмаил                   Недик                    Чоти

Итка                        Нурей                    Яносс           Япа

Болгаро-чувашские языческие имена были основными в Волжской Болгарии, в землях Болгарских и Казанском ханстве. Жесткое противостояние болгаро-чувашского R-языка с кыпчакским начинается  с XI века, а «война языков» с монголо-татарского «пленения» Волжской Болгарии.

По материалам исследования языковеда Н.И. Егорова «Болгаро-чувашско-кыпчакские этноязыковые взаимоотношения в XIII – XVI веках» [5]  мы можем отметить. Например, языковед утверждает, что истории народов Среднего Поволжья XIII—XVI века ха­рактеризуются бурными политическими событиями. В первой по­ловине XIII в. монголо-татарские полчища завоевали одно из первых государственных объединений Среднего Поволжья— Волжско-Камскую Болгарию, превратили ее в Болгарский улус Дешт-и-Кыпчака и установили там политическое господство бо­лее чем на двести лет. В составе Золотой Орды Болгарский улус продолжал развиваться в культурно-экономическом отно­шении уже под сильным влиянием среднеазиатской мусульман­ской культуры, привнесенной завоевателями. В золотоордынскую эпоху в болгарский язык стали проникать многочисленные заимствования общетюркского фонетического облика, которые мы квалифицируем как кипчакские (в отличие от более позд­них татарских).

В результате опустошительных набегов золотоордынских эмиров и русских князей на Болгарский улус население его из основных закамских районов переселилось в Заказанье и на­чало консолидироваться вокруг вновь возникшего городского центра — Старой Казани (Иске Казан). Правобережные бол­гары переселились по р. Свияге в северо-восточные районы со­временной Чувашии, главным образом в междуречье Цивиля и Кубни. К началу XV в. основные земли болгар обезлюдели, превратившись, таким образом в «дикое поле».

В 1443 г. Старую Казань (Иске Казан) захватил оcтавшийся без трона крымский хан Улу Мухаммед, и возникло Казан­ское ханство, просуществовавшее до 1552 г. В период сущест­вования Казанского ханства в болгаро-чувашский язык прони­кают многочисленные татарские слова. В Заказанье болгарский язык постепенно вытесняется кыпчакско-татарским.

В середине XVI в. Среднее Поволжье вошло в состав Рус­ского государства, и вполне сложившиеся к этому времени казанско-татарский и чувашский языки начали взаимодейство­вать с русским.

Как видим, этноязыковая ситуация в Среднем Поволжье в XIII—XVI вв. неоднократно перекраивалась в ходе политиче­ских событий, в итоге которых в Волго-Камье сложились два тюркоязычных этноса — казанские татары и чуваши.

Надо заметить, характер и направленность болгарско-чувашско-кыпчакских этноязыковых взаимовлияний в различные исторические периоды были не одинаковыми, а иногда и полярно противоположными. Так, в золотоордынский период до середины XIV в. болгарский язык, как язык народа, стоявшего на более высоком уровне общественного и культурного развития, ока­зывал мощное ассимилирующее влияние на язык пришлых кыпчако-татар. А в период Казанского ханства (1443—1552.гг.), наоборот, кыпчакско-татарский, принявший статус государст­венного языка, стал ассимилировать субстратный болгаро-чу­вашский.

Выявление характера, интенсивности и направленности эт­ноязыковых процессов, происходивших в XIII—XVI вв. в Сред­нем Поволжье, имеет принципиальное значение для выяснения вопросов этногенеза чувашей и казанских татар и их причаст­ности к болгарскому этнокультурному и языковому наследию. Несмотря на то, что болгаро-чувашская, равно как и болгаро-татарская проблемы вот уже более чем столетие занимают умы исследователей, в науке пока нет единого мнения. Большинство ученых — лингвистов и историков — поддерживают болгаро-чу­вашскую теорию, однако другая часть исследователей упорно отстаивает болгаро-татарскую гипотезу. Остро дискуссионный характер болгарско-чувашско-татарской гипотезы заставил нас обратить пристальное внимание на этноязыковую ситуацию в Среднем Поволжье в период окончательного этнического и языкового формирования современных чувашей и казанских татар.

Общепризнано, что чувашский язык является единственным живым представителем булгарской группы тюркских языков, отличающихся яркими, только им присущими, фонетическими и морфологическими особенностями. По мнению ряда тюрколо­гов, современный чувашский язык является прямым продолже­нием языка средневековых волжско-камских болгар или одного из его диалектов.

Прямыми свидетельствами о языке волжско-камских бол­гар VII—XII вв. современная наука не обладает, так как его письменных памятников не сохранилось. Тем не менее, на ос­новании многочисленных болгарских заимствований, главным образом в ряде финно-угорских языков, язык волжско-камских болгар довольно хорошо реконструируется, и мы можем судить об основных характерных особенностях фонетического и морфо­логического строя болгарского языка эпохи средневековья.

Ни у кого из серьезных исследователей болгаро-чувашской проблемы не вызывает сомнений, что болгарский язык на всех его доступных обозрению хронологических уровнях был r- и l -языком тюркской общности. Это положение надежно подтвер­ждается многочисленными среднеболгарскими заимствования­ми в пермских (коми, удмуртском), угорских (в первую очередь — в венгерском) и поволжских (марийских, мордой языках, в которых на месте общетюркских z и s регулярно выступают, как в прямом и непосредственном потомке среднеболгарского — современном чувашском, звуки r и l.

Заимствования в финно-угорских языках позволяют просле­дить и ряд других частных отличий фонетической системы бол­гаро-чувашского языка от общетюркской системы консонан­тизма.

 Эти особенности древнеболгарского язы­ка прослеживаются в болгарских заимствованиях венгерского языка (V—IX вв.), в волжских   и   пермских финно-угорских языках (VIII—XIV вв.) и продолжают жить в современном чу­вашском. Следовательно, можно с полной уверенностью кон­статировать, что в Среднем Поволжье к XIII в. сложился осо­бый тюркский язык болгаро-чувашского типа, своими глубоки­ми корнями, уходящий к r - и  l -языкам, известным в Централь­ной Азии, по крайней мере, с рубежа новой эры. Язык волжско-камских болгар, стоявших на более высоком, по сравнению с окружающими народами, общественно-экономическом и куль­турном уровне, завоевал престижность среди соседних народов и оказал мощное влияние на все уровни ряда финно-угорских языков. Болгаро-чувашское языковое влияние прослеживается на уровнях фонетики, морфологии и грамматики, синтаксиса, лексики и фразеологии пермских и поволжских финно-угорских языков. Болгарские лексические заимствования охватывают все жизненно важные лексико-тематические группы в удмуртском и марийских языках. Все это свидетельствует о весьма высо­ком уровне развития экономики и культуры болгар, оказав­ших мощное влияние на соседние народы. Вместе с культур­ными достояниями проникали в контактирующие языки и многочисленные слова, обозначающие эти реалии.

Дальнейшее самобытное поступательное экономическое, об­щественно-политическое и культурное развитие Волжско-Кам­ской Болгарии было прервано в 1236 г. монголо-татарским на­шествием, после чего в Среднем Поволжье начались значитель­ные изменения в этнографическом и языковом составе населе­ния. Волжско-Камская Болгария стала северо-западным улу­сом Золотой Орды, большая часть территории которой в это время была заселена главным образом кыпчаками [7].

Моя позиция следующая:

1.                Болгаро-татары (ассимилированные болгаро-чуваши с конца XIII- до середины XIX вв.);

2.                Татаро-кыпчаки (пришедшие и осевшие в Болгарских землях с 40 г. XIII в по 1552 г.).

Болгаро-татары отказались от болгаро-чувашского R-языка в течении 700 лет поэтапно перешли на татаро-кыпчакский Z-язык. Большая часть болгар была уничтожена, часть ушла на Горную сторону, значительная часть ассимилирована татарами.

Позиция языковеда:

Собственно монголы частич­но растворились в среде кыпчакских племен, частично возвра­тились на свои исконные территории.

В ряде работ по истории Золотой Орды отмечается, что в эпоху монголо-татарского завоевания те общественно-полити­ческие системы, которые сложились к XIII в. в Волжско-Камской Болгарии и ряде других оседлых областей, все же высто­яли, выжили и сохранились в своих основных чертах. Г. А. Фе­доров-Давыдов, например, подчеркивает: «Если исключить прямые военные грабительские и карательные походы, то власть монголов над оседлыми народностями в большинстве ими по­коренных земледельческих областей, в конце концов, оказалась опосредованной местной феодальной верхушкой» Он далее отмечает, что в Волжской Болгарии к концу XIV в. налоги на­чали собирать не представители монгольской аристократии, а местные князья, составлявшие промежуточное звено между монгольской властью и населением бывшего Болгарского госу­дарства.

После грозных боев 1236—1240 гг. Волжско-Камский Бол­гарский улус стал залечивать свои глубокие раны. Город Бол­гар, бывший столицей Волжско-Камской Болгарии в X—XI вв._г вновь становится центром болгарских земель. Расположенный на перекрестке важных торговых путей по Волге и Каме, этот город имел большое торговое и стратегическое значение для Золотой Орды как важный политический, экономический и тор­говый центр Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья. В се­редине XIII в. город Болгар стал летней резиденцией золотоордынских ханов. Г. А. Федоров-Давыдов отмечает, что «в 1250— 1260-х годах это был главный экономический центр Золотой Орды и только здесь чеканились серебряные и медные мо­неты».

Особенности политического, экономического и культурного положения города Болгара в Золотой Орде имеют важное зна­чение для выяснения динамики и направленности этноязыковых процессов в Среднем Поволжье в этот период.

Начиная с середины XIII в. усиливается приток кыпчако-язычного населения на территорию Болгарии из разных рай­онов обширной Золотой Орды. Основную часть пришлого насе­ления составили купцы, ремесленники и мастеровые люди, об­служивавшие потребности правящей верхушки. Вместе с при­шлым населением в Болгарии распространяется с новой силой мусульманская религия и среднеазиатская мусульманская культура. Так, исследователи указывают, что «вместе с купца­ми, вместе с постоянным притоком ремесленников из мусуль­манских городов в города Золотой Орды... шло распростране­ние исламской религии. Более всего, конечно, в исламизации Золотой Орды влияние оказали культурные центры Средней Азии.

Прочный фундамент ислама в Золотой Орде был заложен еще во время правления хана Берке (1256—1265 гг.). Как сооб­щает арабский историк XIV в. Ибн Халдун, «он распространил его между всем народом своим, стал строить мечети и училища во всех своих владениях, приблизил к себе ученых и законове­дов и сдружился с ними». Беркехан, как это ясно из слов ял-Омари и Элькашканди, принял ислам еще в 40-х гг. XIII в. Следующим значительным этапом в распространении мусуль­манства в Золотой Орде было царствование Узбек-хана (1312— 1340 гг.), который повелел распространить его во всех частях своей империи.

В конце XIII в. мусульманство вместе с кыпчакскими пере­селенцами повторно пришло в Волго-Камье. Начиная с конца XIII в. в пределах бывшего Болгарского ханства начинают по­являться первые мусульманские эпитафические памятники. До второй половины XIII в. среди волжско-камских болгар, оче­видно, не была распространена традиция устанавливать на мо­гилах каменные эпитафические памятники с текстами на арабской графике. Несмотря на то, что феодальная верхушка еще в 922 г. предприняла попытку официально ввести в среду бол­гар мусульманскую религию, подавляющее большинство тру­дового населения продолжало придерживаться традиционных языческих религиозно-мифологических воззрений.  Нет ника­ких достоверных исторических источников, свидетельствующих о сколько-нибудь заметном распространении ислама среди тру­дового населения дозолотоордынской Волжско-Камской Болга­рии.

Появление наиболее ранних эпитафических памятников, свидетельствующих о сравнительно широком распространении мусульманства в Волжско-Камской Болгарии, хронологически и географически совпадает со временем и территорией монголо-татарского завоевания. Самый ранний из дошедших до нас бол­гаро-татарских эпитафических памятников датирован 1281 г., т. е. временем после монгольского завоевания. Весьма харак­терен и ареал распространения эпитафических памятников вто­рой половины XIII в.: наиболее ранние эпитафические памят­ники локализованы в основном в Закамье, т. е. в центральных районах Болгарского улуса, которые находились в сфере наи­более интенсивного культурного влияния золотоордынских став­ленников. Орнаментальные, композиционные, палеографические особенности болгаро-татарских эпитафических памятников на­ходят аналогии в Средней Азии, Иране, Крыму, Азербайджа­не. Однако ни по данным этнографической литературы, ни по современным наблюдениям среди чувашей невозможно обнару­жить выраженных отголосков былой традиции установления эпитафических памятников болгарского типа. Судя по фонети­ческому облику терминов чувашской языческой религии араб­ского происхождения, предки чувашей восприняли некоторое поверхностное влияние мусульманства еще в XIII—XV вв., од­нако это влияние ограничилось, в основном, только заимство­ванием некоторой мусульманской терминологии и не оказало сколько-нибудь заметного влияния на систему религиозных воз­зрений.

Все это свидетельствует о том, что мусульманская религия и сопутствующая ей эпитафическая традиция болгарско-татар­ского типа была привнесена в Болгарский улус волной золотоордынских мусульманских переселенцев, но не раньше. Об этом, в частности, красноречиво свидетельствуют нисбы погре­бенных, начертанные на эпитафиях, которые прямо указываю на среднеазиатское происхождение покоящихся под камнями: Хасан-Самарканди; Хайбетель ибн Мухаммед-аль-Дженди; Шах Курасан ибн Мухаммед-шейх ал-Кердари; Исмагил эш-Шемахи; Мёберек шах Курасани; Садреддин эш-Ширвани; Р-с эш-Шемахи и т. д.  Подавляющее большинство антропонимов эпитафических памятников также имеет среднеазиатское му­сульманское (арабско-персидское) происхождение. Причем надо отметить, что в фонетическом отношении они довольно последовательно отражают первоначальное звучание арабско-персидских этимонов, в то время как, например, в татарском языке XV—XVI вв. они искажались до неузнаваемости, напр.: Джамалетдин>Ямаш; Кашафутдин>Кашай, Кайбулла~>Кай-быч. Хабибулла >Хабул т. д.

Незначительный фонетический износ арабско-персидских личных имен в языке болгарских эпитафий золотоордынской эпохи, например, по сравнению с татарскими антропонимами XV—XVI вв. (в более позднее время, в связи с усиливавшимися в XVIII—XIX вв. контактами со среднеазиатскими мусульман­скими центрами, татарский антропонимикой значительно обно­вился) свидетельствует, как нам кажется, об их недавнем по­явлении в системе антропонимов золотоордынцев. Это предпо­ложение находится в полном соответствии со свидетельствами письменных источников, указывающих на распространение мусульманства, в Золотой Орде начиная со второй половины XIII в.

Широко распространенные в эпитафиях орнаментальные мотивы в виде восьмилепестковых розеток, шестилучевых звезд (так называемый «Давидов щит»), «солнца», «виноградной ло­зы» и т. п. имеют прямые параллели в архитектурном и деко­ративном искусстве Ирана, Средней Азии, Азербайджана. Эти символы, безусловно, отражают идеологию древних земледель­ческих народов Ирана и Средней Азии. Традиционные корани-ческие изречения на арабском языке, палеографические особен­ности средневекового арабского куфи и сульса также указы­вают на среднеазиатскую колыбель болгаро-татарской эпитафики. Весьма примечательно, что каменные эпитафии на территории Болгарии появляются одновременно с каменной архитектурой, привнесенной в Среднее Поволжье среднеазиатскими камнерезчиками-архитекторами. Стилистические особен­ности тех и других полностью совпадают.

Но самое интересное — это языковые особенности болгаро-татарских эпитафий конца XIII — начала XIV вв. Татарский ученый мулла X. Фейзханов к расшифровке трех болгарских надгробий, до тех пор, не получивших убедительного объясне­ния, в 1863 г. впервые привлек материал чувашского языка. С этого времени открыто и расшифровано с помощью чуваш­ского языка более 225 болгарских эпиграфических памятников, содержащих слова и выражения болгаро-чувашского фонетико-морфологического типа.

Тюркоязычная часть текстов этих памятников содержит (за исключением арабоязычной) фонетические и морфологические черты, резко отличающиеся от языков общетюркского типа и весьма схожие с современным чувашским языком.

При сопоставлении лингвистического и этнографического аспектов изучения болгаро-татарских эпитафических памятни­ков возникает до сих пор не получившее надежного объяснения интересное противоречие. В языковом отношении болгарские эпитафические памятники содержат в тюркоязычной части не­оспоримые болгаро-чувашские признаки, но в этнографическом и искусствоведческом отношении трудно найти что-либо опре­деленное,  прокладывающее такую же яркую преемственную связь между болгарской эпитафической культурой и традици­онным, чувашским   искусством.   В чувашской   этнографии не прослеживаются даже минимальные рефлексы былой арабографичной лапидарной эпитафической традиции. В то же время болгарская эпитафическая   культура   золотоордынской эпохи имеет определенные аналогии в казанско-татарской эпитафической традиции более поздних эпох. Такое положение вещей дало повод некоторым исследователям или игнорировать явно выраженные чувашские языковые особенности болгарских эпи­тафий путем произвольного татаризованного чтения арабской графики, или же приписывать старотатарскому языку болгар­ские черты. На такой зыбкой основе некоторые исследователи впоследствии возвели теорию болгаро-татарской преемствен­ности.

Однако при внимательном изучении общественно-политиче­ской, историко-культурной и этноязыковой ситуации в Волго-Камье во второй половине XIII — первой половине XIV вв. мож­но из этого кажущегося противоречия найти единственный и довольно простой выход. В указанный период Болгария посте­пенно, но неуклонно восстанавливала, в определенном отноше­нии, в качестве отдельного улуса Золотой Орды, свою утерян­ную политическую и экономическую самостоятельность. Власть татаро-монгольских завоевателей в Болгарском улусе была в основном номинальной, опосредованной местной болгарской феодальной   аристократией [8].

В группе межрегионального историко-культурного фонда «Волжская Болгария» (директор В.Д. Димитриев, замдиректора Г.И. Тафаев) идет серьезная дискуссия по данным вопросам.

Прошу обратить внимание на дискуссию.

Светлана Степанова

Все, руки опустились… ну нет сил читать в группах исторический бред. Булгары везде. Даже шумеры – булгары, ногайцы и кумыки булгары, вообще все булгары кроме чувашей.

Олег Шимкус

Ну да, сапожник без сапог…

Олег Шимкус

Видимо, надо научиться сосуществовать с теми, кто претендует на булгарское происхождение, хотя таковыми по сути не являются .Данный факт надо учитывать еще до того, как мы вступаем в эти группы. Казалось бы, представителю народа, который ценой неимоверных усилий сохранил древний булгаро-чувашский язык и культуру другие булгаристы как бы должны носить на руках. Но не тут-то было. Оказывается, что чувашско-булгарский народ является последним в очереди на булгарство и потомки тех, кто когда-то разрушил булгарский мир, присвоили себе право решать -кто истинный булгар,  а   кто нет, и не выкинуть ли булгаро-чувашский народ из колыбели булгарства. Неужели этих людей вразумят какие-либо аргументы, пусть и трижды научные Думаю, что нет. Поэтому, милая Светлана, не отчаивайся. Но знай, что в наших руках козырная карта в булгарской игре - это мы сами, наш язык и культура.

Светлана Степанова

Олег, какая козырная карта, боже, мне уже болгары начали писать, что у них с татарами один язык и одна история просто ужас.

Олег Шимкус

И мне приходилось такое читать. Но и там люди бывают разные.

Олег Шимкус

Хочу обратить твое внимание, что в группах многие ссылаются на «Джагфар тарихы» - спорный текст, введенный в оборот в 1990-е годы учителем истории, активным участником булгаристского клуба «Булгар-аль-Джадид» Ф. Г. – Х. Нурутдиновым, как свод булгарских летописей. Вся предыстория текста известна только с его слов. Существует только в виде списков, сделанных Ф. Нурутдиновым. О наличии оригинальных текстов исторических сведений нет. Большинство историков оценивают свод как современную подделку. Несмотря на это, казанские булгаристы,активно используют этот документ в качестве своей аргументации (сослаться больше не на что).Не вникая в эти нюансы, даже некоторые болгары их дунайской Болгарии стали ссылаться на эту фальшивку. И ты, уважаемая Светлана, как специалист-лингвист пытаешься им еще что-то доказать. По всей видимости, это сизифов труд.

Геннадий Тафаев

Олег, Вы правы. Прочитайте мои статьи по фальсификации древнеболгарской истории.

Олег Шимкус

Весьма любопытны взгляды казанских булгаристов-любителей.  Так,  Ильнур Баймухаметов считает,что  на сегодняшний день в Евразии проживают десятки тюркских народов, многие из которых имеют собственные государства и, соответственно, академии наук, в рамках которых возможно углубленное изучение своей истории. Эта задача одна из насущных для тюрков, поскольку связь между древними и нынешними тюрками в современной истории практически не прослеживается. Ситуация доходит до смешного: никто не осмеливается предъявить права на наследство скифов, киммерийцев, сарматов, гуннов, алан, хазар, авар, кипчаков, печенегов, как будто у этих народов не осталось потомков. В таких условиях, конечно же, находятся охотники до славной истории. И вот скифы становятся предками славян, сармато-аланы — осетин, а булгары - чувашей и потомки начинают помогать самозванцам (двое балкарских ученых пишут книжки об алано-осетинах.

Большие ученые рассказывают нам, что за всю человеческую историю на Земле было всего несколько цивилизаций, их можно пересчитать по пальцам, но среди них нет тюркской, хотя ее следы протянулись от Северной Африки до Японии и далее в Америку, рядом с ней греко-римская цивилизация выглядит карликом. Даже самые древние цивилизации мира (по официальной версии), как Шумер, Древний Египет, Китай, Индия в разные времена испытали на себе влияние северных кочевников, не потому ли их языки изобилуют тюркизмами (кому то это может показаться кощунством, но тюркизмы есть и в латыни, и в древнегреческом, и в древнееврейском, и в авестийском, и в санскрите, и в языках американских индейцев). Такое широкое распространение тюркских элементов доказывает существование некогда единого туранского государства, об этом говорит и близость современных тюркских народов: балкарец с легкостью понимает киргиза, а крымчак — алтайца, хотя их разделяют тысячи километров.

Современной академической истории удалось сделать то, чего не смогли сделать величайшие державы прошлого: уничтожить тюркскую цивилизацию. Но, к нашей радости, существует и неофициальная история, которой занимаются не профессионалы, просто увлеченные люди, они по кирпичику восстанавливают здание прошлого. Задача эта не из легких.

Олег Шимкус

А вот что пишет из Болгарии Серсем:

«Академици и професори, а дрънкат като празни манерки, татарите конто имат прабългарски корен в Русия са около 5,5 милиона. Не знам откъде са ги взели 15-20 милиона. Но въобще днешните татари са доста сложна смес. Прабългарите конто са дошли в 7-8 век са се премесили с местните тюркски и унгаро-финлански племена. След това татаро-монголите унищожават Волжска България и населението още един път сериозно се премесва при това приема ислам което разширява възможностите за междунационални бракове. Самите днешни татари не са единни по въпроса за прабългарския си произход. Във формирането на своя етнос едни предпочитат булгаро-татарската теория, други тюркско-татарската, която от своя страна не отрича прабългарския елемент, но учита по-добре и пълно останалите съетавни части и процеси Татарите действително са много шарена нация- има сред тях блондини съе сини очи, а им и явни монголоиди. Например тенисиста Марат Сафин изглежда напълно по арийски, а бившия президент Ментимер Шаймиев си е типичен азиатски чичко с изразени монголоидни черти.

Но въобще в най-чист вид прабългарския елемент се е съхранил в днешните чуваши-около 1,6 милиона. Те не са приели ислама и по-малко са се премесвали. Дълго са били езичници, сега православии. Но и те са с някои унгаро-финландски и азиатски примеси».

Олег Шимкус

Крестовый поход на Казань, или откуда в Вологде татарские узоры? - Татарская дел... Ссылка http://etatar/ru/20/41314 Крестовый поход на Казань, или откуда в Вологде татарские узоры? - Татарская дел... Публикую отрывок: «Марсель Ахметзянов, доктор филологических наук недавно закончил работу над очередной книгой, в которой речь идет о 150 надгробных плитах, относящихся к XVI-XVII векам. Ахметзянов - автор более 40 трудов по археографии. Кроме того, он занимается изучением рукописей и родословных и сетует на то, что история татарского крестьянства практически не изучена.

- В XVI веке татары - это народ, который к этому времени создал целый ряд государств, а Казанское ханство можно назвать своего рода федерацией, объединявшей самые разные народы. Хан, вызывавший недовольство населения, смещался и на трон приглашался новый. Оппозиционные же группы населения могли покинуть территорию Казанского и переселиться в Ногайское или Сибирское ханство. Насильственной исламизации в государстве не было. Марийцы, чуваши, удмурты спокойно держали каждый свою веру. Например, известно, что удмурты появились на территории современной Удмуртии в 1390-х годах. Они пришли сюда из Новгорода, где русские воеводы попытались их насильственно крестить. Вот они и переселились к татарам, которые лояльно относились к их вере и не заставляли переходить в ислам.

Народ вел оседлый образ жизни, выращивал просо. Интересен тот факт, что помимо религиозных свобод Казань так же обеспечивала лесные народы: марийцев, чувашей, удмуртов - и хлебом, т.к. сами они его не выращивали. Было развито садоводство и строительное дело, традиции которых сохранились еще с Золотой Орды.

- Татары в золотоордынскую эпоху и татары XVI века — это один и тот же народ?

- А как же! После распада Золотой Орды татары образовали несколько государств: Казанское, Ногайское, Касимовское, Сибирское, Астраханское ханства. Мы знаем, что татары Казанского ханства с удовольствием читали Невайи и Лутфи, которые писали в Средней Азии. В 1452 году турецкий автор Челеби закончил свое произведение "Мухаммадия". Наши предки, читая эти произведения, черпали в них вдохновение и творили сами. Это доказывает, что культура была единой.

Мы отметили научно-политические проблемы, которые имеются у болгаро-чувашского и татаро-булгарского народов.  Работать необходимо, но нельзя допускать фальсификации   в истории. В завершении предлагаю ознакомиться с мнением В.А. Шнирельмана «Подделки и альтернативная история». Так автор считает, что какое же отношение этногенез имеет к политике и какие цели преследуют этнические версии истории кроме задачи консолидации этнической группы?

Во-первых, идее самобытности колониальная история не подходит — требует­ся своё собственное, т.е. доколониальное прошлое.

 Во-вторых, для борьбы за политические права, особенно политическую автономию, нужна история сво­ей собственной государственности, и, если такая история не обнаруживается, её изобретают.

В-третьих, этнотерриториальный принцип административного устройства неизбежно придаёт огромное значение историческим границам эт­нических территорий. Отсюда та небывалая роль, которую в поздний совет­ский период внезапно получила историческая география.

В-четвёртых, отдель­ные этнические группы нуждаются в своих собственных героях, боровшихся за свободу или сопротивлявшихся захватчикам.

 В-пятых, нужны праздники, сплачивающие группу. При этом кроме символического капитала большую роль могут играть и более прагматические интересы, ибо празднования зна­чительных событий в жизни республик или юбилеев городов сопровождают­ся щедрыми финансовыми вливаниями. Наконец, чтобы социально значимые версии истории стали достоянием масс, они должны преподаваться в школе. Именно школьное образование превращает исторический миф в народное зна­ние и «объективную истину».

В век научных технологий любая версия истории, чтобы получить признание, должна иметь документальное подтверждение. Но ведь для многих народов это несбыточное требование, ибо самые ранние сведения о них относятся к колониальному времени, когда их предки входили в состав более крупного государства или колониальной империи. Здесь-то и появляется соблазн фабрикации документов, призванных обеспечить этнический (национальной) ренессанс. Именно в этом контексте перед нами и встает тема подделок [9].

Литература

1.     Болгары и чуваши – Чебоксары, 1984. – С.76-77.

2.     Болгары и чуваши – Чебоксары, 1984. – С.77-80.

3.     Ашмарин Н.И. Болгары и чуваши: очерк / Н.И. Ашмарин – Чебоксары, 2012. – 143 с.

4.     Ашмарин Н.И. Болгары и чуваши: очерк / Н.И. Ашмарин – Чебоксары, 2012. – С. 11-12.

5.     Болгары и чуваши – Чебоксары, 1984. – С. 90-102.

6.     Болгары и чуваши – Чебоксары, 1984. – С. 90.

7.     Болгары и чуваши – Чебоксары, 1984. – С. 91-92.

8.     Болгары и чуваши – Чебоксары, 1984. – С. 93-96

9.     Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов – М., 2011. – С.21.