ОЖИВЛЕНИЕ–И–СПАД В ЦИКЛАХ РАЗВИТИЯ
В ЭПОСЕ ОБ УЛЫПЕ
Народ Улыпа свое движение начал с Азии (Сибири, стих 75, 76) «Улыпы в Европу пришли со стороны Сибири из густых лесов».
Таким образом, по легенде Улып занимался собирательством и скотоводством, а в Европе – земледелием.
Во многих стихах имеются упоминания о кочевом хозяйстве Улыпа (до того, как он стал царем на Северном Кавказе). Профессор А. С. Плетнева о кочевой стадии хунну писала, что конкретные примеры первой стадии кочевания, сведения о которой сохранились наиболее полно и ярко на страницах древних исторических сочинений. Анализ этих сведений следует, очевидно, начать с событий, происшедших в империи Хунну в первые столетия нашей эры, поскольку именно хунну — гунны «открыли» новую эру в истории европейских народов — эпоху средневековья и феодализма. В середине I в. н. э. вследствие многих бедствий (засух, эпидемий), неудачных войн с Китаем, длительных междоусобиц, империя Хунну разделилась на две державы: Южную и Северную. Первая сразу встала в вассальные отношения к Китаю, а северные хунну еще в течение столетия сохраняли относительное единство и самостоятельность. Однако вокруг них кипели страсти — все доселе невидимые историей народы, освобождаясь из-под власти хунну, начинали свой исторический путь. Более других выделились обитавшие на восточных окраинах сяньби.
Сяньби в несколько десятилетий из небольшого охотничье-пастушеского народа превратились в свирепых всадников-завоевателей. Они прошли стадии развития кочевничества в том первоначальном (первобытном) порядке, который прослежен С. И. Руденко, т. е. от пастушеского оседлого и полу оседлого образа жизни к таборному кочеванию, которое неизбежно привело их к борьбе за пастбища — к нашествиям. «Скотоводство и звероловство недостаточны были для их содержания»,— записано в хронике Хоуханьшу. Завоевания стали необходимостью. Основным объектом нашествия была слабеющая с каждым десятилетием держава северных хунну.
На совете старейшин — одном из характернейших органов военно-демократического строя был избран старейшиной молодой и энергичный воин из знатного рода — Таншихай. Он подчинил себе остальных старейшин и возглавил сяньбийское объединение (союз племен). В период с 155 по
Что же касается хунну, то, лишенные земель, они двинулись в далекий западный поход. Тысячи километров шли хунну по сибирским и уральским степям сквозь земли угроязычных и тюркоязычных народов. Этот «поход» занял у них более 200 лет. За время движения хуннская волна постоянно пополнялась народами, побежденными и разоренными ими. И все они, естественно, переходили к таборному кочеванию, военнодемократическому строю и все одинаково участвовали в нашествии, медленно я неуклонно двигавшемуся на европейские степи.
Объединение хунну того времени нельзя было даже назвать, согласно классификации Л. II. Лашука, «союзом родственных племен» или этнолингвистической группой, так как племена были разноязыкие и разноэтничные. Не считая самих хунну, относившихся, возможно, к особой, ныне вымершей лингвистической группе, к нашествию подключались огромные массы тюркоязычных, а в Приуралье — угроязычных племен. Л. Н. Гумилев считал даже, что основной боевой силой гуннского союза были в IV в. угры, а лингвист Б. А. Серебреников ищет истоки чувашского языка в тюркских наречиях Прибайкалья. В середине IV в. в гуннский союз влился значительный поток ираноязычных алан, побежденных гуннами в Донских степях [1].
Необходимо отметить:
1) вторжение болгаро-суварских племен во II – III вв. н.э. в Европу (носители R-языка);
2) вторжение гуннов (носителей R-языка болгаро-чувашского типа) в IV в. (по Б. А. Серебреникову).
Все они осели на Северном Кавказе.
Таким образом, на Северном Кавказе встретились:
1) тюркские (гуннские) племена (носители R-языка);
2) ираноязычные племена;
3) болгаро-сувароязычные племена (тюркские племена носители R-языка);
4) угроязычные (прамадьяры).
Народ Улыпа говорил на R-языке (гунны, болгары, сувары, хазары). О войнах в эпосе об Улыпе говориться, что его народ воевал с горными, степными и лесными людьми.
А. С. Плетнева пишет, что о том, какими ворвались в Европу полчища некогда цивилизованных хунну и какими представились они европейцам, наиболее подробно рассказывается в «История» Аммиана Марцеллина, писавшего свое сочинение в последней четверти IV в., т. е. непосредственно в период вторжения гуннов в европейские степи. Он писал, что гунны жили «за Меотийскими болотами у Ледовитого океана, все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что можно принять их за двуногих зверей, или уподобить сваям..., лица у них безбородые, безобразные, похожие па скопцов». «Они так дики, что не употребляют ни огня, пи приготовленной пищи, а питаются кореньями трав и полусырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лошадиными спинами и скоро нагревают парением». Одеваются гунны в холщовые рубахи и шкуры, на голове носят кривую шапку, на ногах мягкую обувь из козьей кожи. И что особенно важно, «у них никто не занимается хлебопашеством и не касается сохи». «Все они, не имея ни определенного места жительства, ни домашнего очага, пи законов, пи устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам, как вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь. Здесь жены ткут им жалкую одежду, спят с мужьями, рожают детей и кормят их до возмужалости. Никто не может ответить на вопрос, где его родина: он зачат в одном место, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше...» «Они никогда не прикрываются никакими строениями и питают к ним отвращение, как к гробницам...». И далее: «Придя на изобильное травою место, она располагают в виде круга свои кибитки и питаются по-звериному; истребив весь корм для скота, они снова везут, так сказать, свои города, расположенные на повозках... Гоня перед собой упряжных животных и стада, они пасут их; наибольшую заботу они прилагают к уходу за лошадьми [2].
О вторжении на о. Крит (антропологическая трансформация) А. Дж. Тойнби пишет, что для архипелага был фактор удаленности, то «короткоголовые, горные жители Азии, бесспорно, стали бы первыми жителями Крита. С территориальной точки зрения у них было бы заметное преимущество перед «длинноголовыми» жителями Афразийской степи, которых отделили от Эгейского архипелага труднопреодолимые просторы Средиземного моря. Однако определяющим фактором, очевидно, было не расстояние, а Вызов-и-Ответ. Народам афразийских пастбищ пришлось ответить на вызов засухи, тогда как народы азиатских горных районов все еще могли уклониться от вызова. Выбирая пути привычные и удобные, они мигрировали через Дарданеллы и Босфор в прилегающие горные районы Европы. Поэтому именно далекие афразийцы, а не соседние азиаты первыми рискнули преодолеть неведомый морской простор и как бы в награду стали отцами минойской цивилизации. И только позже «короткоголовые» из прилегающих горных районов получили решающую роль на архипелаге. На Крит, который был освоен первым среди островов архипелага, «короткоголовые» пришли после «длинноголовых». Однако Киклады, которые осваивались значительно позже Крита, похоже, приняли одновременно и «длинноголовых», и «короткоголовых», что подтверждается и археологическими находками, свидетельствующими, что для Киклад характерны смешанные мотивы — как ливийские, так и анатолийские. В общем и целом остается впечатление, что первый ответ на вызов Посейдона принадлежал афразийским «длинноголовым», а жители материка стали впоследствии продолжателями дела критских пионеров [3].
По А. Дж. Тойнби эти процессы шли по схеме «Вызов –и– Ответ»:
1) засуха;
2) морские глубины;
3) территории;
4) бесплодные земли;
5) «новые земли»;
Для древнеболгарской (праболгарской) цивилизации причинами переселения служили:
· вызов засухи (природы);
· вызов вторжения (варваров);
· стимул (вызов) «новой земли».
Многочисленные стихи-тексты говорят о переселении Улыпа (народа Улыпа) на новые земли. Он использовал лошадей для кочевания (лошадь для кочевника-Улыпа была и другом, и защитником). Еще Ашмарин отмечал, что они не большую заботу прилагают в уходе.
Например, переселившись на территорию Среднего Поволжья, он на коне Ветрокрыл защищал свою «новую землю» от новых татарских орд.
Ой, да, вот уже пора
Слушать пенье гусляра
И внимать, благословясь,
Временам, сложившим сказ.
Атыл долгие века
Вниз течет издалека,
Отражая сень лесную,
Орошая ширь степную.
Где «дубрава тихо дремлет,
Есть чувашская деревня,
В круглом озере пред нею
Чистый небосвод синеет.
Ветлы с пышною листвой
Дом шатровый охраняют.
Под надежной крышей той
Двое век свой коротают.
Услади белобородый
В этом доме голова,
За семьсот шагнули годы,
Но силач — сразит и льва.
А супругу звать Чегесь,
Хоть семьсот ей стукнет вскоре,
Волосы в седом узоре, —
Как и прежде хватка есть.
Стар годами Услади,
Но на месте не сидит,
Конь ветрам наперекор
Мчит его во весь опор.
Ратный меч горит огнем,
Семьдесят батманов в нем.
Витязь раз взмахнет мечом —
Вспыхнут искры за семь верст.
А затем тряхнет плечом —
Загорится за сто верст.
Есть у патыра друзья.
Помоложе — Сыкпырзя
Обходительный такой —
Этот парень всюду свой.
А другой — Сербю – в годах,
На врага наводит страх.
И с почтением особым
К Услади подходят оба.
А сойдутся, честь по чести
Под могучим дубом вместе, —
Чаши здравицей воздеты!
Наслаждаются шербетом,
Всласть шыртан жуя при этом. г. Болгар г.
А потом мотив застоль г. Болгар
ной
По земле летит раздольной:
«Незабвенны мать, отец,
Родина — всему венец».
После песни меж собою
Долго тешатся борьбою.
Быстро ставится шалаш
Для ночлега и — шабаш.
Солнце красное встает,
Снова в путь друзей зовет.
С поцелуем троекратным
Все расходятся обратно,
Ощущая, словно братья,
Богатырские объятья.
Если недруги порою
Заступали путь герою,
Тут же меч он обнажал,
Всех, как буря, сокрушал.
В жаркой бане, занемог
И отважный Услади:
Как-то тягостно в груди.
Преклонил колени старый,
Вспомнил сразу про Супара —
Как он патыра встречал
И радушно угощал.
Как винился перед ним,
Умысел коварный пряча,
С видом жалостным таким
Признавался, горько плача.
Изливался он: «Тогдашний
Твой запомнился мне сказ:
Кто он, свой народ предавший?
Одинокий в поле вяз.
Ты мне душу взбудоражил,
Мне помог открыть глаза [4].
В этом сходе мы видим чувашско-болгарские символы:
· дуб (Киремет);
· вода;
· небо;
· ветла;
· огонь;
· шербет;
· шыртан;
· мать – отец;
· родина;
· слезы;
· глаз; (око).
Все символы напрямую связаны с болгаро-чувашской мифологией, которые идут из Империи хунну, Великой Болгарии, Хазарского каганата. На территории Поволжья (в Улыпе) нет символов: волка, орла, барса. Сохранились тотемы: петуха, утки, быка, коровы, собаки.
В «Постижении истории» А. Дж. Тойнби далее отмечает, что достаточно лишить город энергоснабжения, как цивилизованная жизнь в нем сразу же окажется постеленной под сомнение. Достаточно было полинезийским купцам прекратить свои опасные вояжи на остров Пасхи, как великие достижения его древней культуры превратились в загадку уже через несколько поколений. Италийская Капуя оказалась «коварной», потому что солдаты, пристрастившись к «радостям земным», полностью деморализовались и позабыли о своем воинском долге. Одиссей не поддался искушениям гарпий, суливших «радости земные» взамен родины, путь к которой был труден, но желанен. Моисей вывел соплеменников из Египта, где они «сидели у котлов с мясом» и «ели хлеб досыта», и не случайно они сетовали, что их хотят «уморить голодом». И наоборот, предоставленные самим себе народы, обитавшие в жарких центральноафриканских джунглях, оказались лишенными естественного стимула и в течение тысячелетий оставались в застывшем состоянии на примитивном уровне [5].
Болгары не остались в застойном состоянии на примитивном уровне. Древнеболгарская цивилизация, невзирая на то, что «по рассказам древних стариков, в те далекие времена, когда людей на нашей чувашской земле еще не было, а лишь шумели сплошные дремучие леса» [6].
А. Дж. Тойнби утверждал, что стимулы роста можно разделить на два основных вида: стимулы природной среды и стимулы человеческого окружения. Среди стимулов природной среды можно выделить стимул «бесплодной земли» и стимул «новой земли».
Стимулов «бесплодной земли» обнаруживается в истории немало. Суровые естественные условия нередко служат мощным стимулом для возникновения и роста цивилизации. Например, если сравнить долины Янцзы и Хуанхэ, то первая значительно более приспособлена для циклического сезонного земледелия, чем вторая. Казалось бы, древняя китайская цивилизация должна была возникнуть именно в долине Янцзы. Но она возникла в долине Хуанхэ. Если сравнить два района в Южной Америке, то можно встретить аналогичную ситуацию. Андская цивилизация возникла не в Вальпараисо, районе, который из-за обилия дождей испанские конкистадоры называли земным раем, а в Северо-Перуанской области, где постоянна нехватка воды и земледелие невозможно без сложной ирригационной системы [7].
Улып начал свою жизнь на территории Среднего Поволжья с корчевания лесов и земледелия.
Защита Волжско-Камских рубежей была его главной целью.
· царь – защитник;
· царь – защитник.
Археолог А. П. Смирнов в своей монографии «Волжские булгары» о торговле, хозяйстве болгар и борьбе князей (Улыпов) писал: скотоводство в это время было полукочевым. Нужно думать, что такой характер крупного скотоводства сохранился только в хозяйствах крупной знати и царей.
Основным является вопрос о ренте. В работе о булгарах было сказано, что натуральная рента взималась соболем. В. Д. Греков считает это положение неверным. Бесспорно, он прав, что это была не уплата ренты, а дань, которую платили булгары Хазарскому кагану. Два раза упоминает об этом ибн-Фадлан, причем из сопоставлений отдельных мест текста можно сделать единственный вывод о сборе по шкуре соболя с дома для уплаты дани Хазарскому кагану. Однако существуют другие свидетельства, позволяющие судить о характере ренты. Так, ибн-Русте отмечает, что «болгары платят, подать царю своему лошадьми и другим». В свое время В. Ф. Смолин высказал правильную точку зрения, что под «другим» можно подразумевать продукты земледелия. Во всяком случае, русская летопись дважды говорит об отправке хлеба из Булгарии во Владимиро-Суздальную Русь. В первом случае под 1024 годом сказано: «Бе мятежь велик и голод по всей той стране, идоша по Волзе вси людьс в Болгары и привезоша жито, и тахо ожнша». Второй раз, в 1229 году, «князь же Болгарский прислал в дар к великому князю Юрию 30 насадов с житами...» Такое большое количество жита и есть, вероятно, результат тех повинностей, которые несло население в пользу своих князей-феодалов. Таким образом, косвенные данные позволяют думать, что в домонгольский период Булгария была страной с господствующими феодальными отношениям.
Как же рисуется нам общество булгар по описанию ибн-Фадлана? Несомненно, это классовое общество. Там существует знать; об этой знати, о подчиненных булгарскому царю других царях, о феодально-вассальной системе можно судить по следующей записи ибн-Фадлана: «Когда же мы были от царя славян, к которому мы направлялись, на расстоянии дня и ночи пути, то он послал для нашей встречи четырех царей, находящихся под его властью (буквально — под его рукой), своих сотоварищей и своих детей, и они встретили нас... Итак, мы оставались воскресенье, понедельник, вторник и среду в палатках, которые были разбиты для нас, пока он не собрал царей, предводителей я жителей своей страны, чтобы услышать чтение письма. Когда же наступил четверг и они собрались, мы развернули два знамени, которые были с нами, оседлали лошадь седлом, доставленным к нам, одели его (царя) в черное и надели на него тюрбан. Тогда я вынул письмо халифа и сказал ему: «Не подобает, чтобы мы сидели, когда читается это письмо». И он встал на ноги, он сам и (также) присутствовавшие знатные лица из жителей его государства. То есть, была собрана знать, и о такой знати ибн-Фадлан упоминает в целом ряде случаев [8]. В другом месте он характеризует одну знатную семью вместе с домочадцами и слугами: «Мы видели у них домочадцев одного «дома» в количестве пяти тысяч душ женщин я мужчин, уже всех принявших кедам, которые известны под именем аль-Баранджар. Для них построили мечеть из дерева, чтобы она молились в ней».
Ибн-Фадлан был в Болгарах тогда, когда страна была еще подчинена Хазарскому кагану. Но Хазарский каганат — это по существу еще не феодальное государство, а то, что Ф. Энгельс называл варварским государством. Оно идентично Киевскому государству — империи Рюриковичей, и не случайно киевские князья при расширении своих границ должны были столкнуться на востоке в первую очередь с Хазарским каганатом.
И вот в недрах этого общества зреет и складывается Булгарское государство. Производительные силы значительно вырастают, булгарский князь становится в центре того объединения, которое позднее выйдет на историческую арену под именем государства волжских булгар; складываются и созревают феодальные отношения, которые хотя еще ее господствуют в самом начале X века, но все же знаменуют скорое появление типичного феодального государства. И несомненно, что Булгарское царство стало самостоятельным не только благодаря внешним событиям, не только потому, что киевский князь Святослав, а 965 году разбил хазар, но и благодаря внутреннему развитию, благодаря тому, что оно выросло настолько, что могло уже существовать в качестве самостоятельного государства.
Все материалы показывают, что в эпоху Ибн-Фадлана феодальные отношения в булгарском обществе получали тенденцию стать господствующими. Сороковые-шестидесятые годы X века можно условно признать датой, отделяющей дофеодальный период волжских булгар от феодального. Уже ко второй половине X века относится целый ряд свидетельств о феодальной борьбе. Таких документов немного, но она доказывают, что к этому времена булгарское общество окончательно стало феодальным.
Об одном таком событии, относящемся к этому времена, мы узнаем по нумизматическому материалу, характеризующему борьбу между двумя крупнейшими городами страны — Болгаром и Суваром. Важное экономическое значение этих двух городов доказывается фактом чеканки там монет. Из суварских монет до нас дошли: монета Наср бен-Ахмеда, чеканенная в 319 году Хиджры, затем монеты Талиба бен-Ахмеда от 337, 338, 341, 347 гг. Хиджры и монеты Мумина бен-Ахмеда от 336 и 370 гг. (одна монета чеканена в Суваре, а две других в Болгарах). Этот нумизматический материал и некоторые сведения арабских путешественников дают основание для следующих выводов: по-видимому, в половине X века произошло объединение Болгара и Сувара вод властью хана Ахмеда. Это подтверждается тем, что восточные писатели того времени, начиная с аль-Балхи, а позднее составитель восточной географии и ибн-Хаукаль дают суммарную характеристику этих двух городов; «Мусульманский проповедник Булгар сказал автору, что число жителей обоих этих городов простирается до 10 000 человек». Это объединение двух областей могло произойти в эпоху Альмаса и его первых преемников Михаила и Ахмеда. После Ахмеда эти области были поделены между его сыновьями Талибом и Мумином, оставившим нам ряд монет, чеканенных а Суваре в 337, 338, 341 и 347 гг. Хиджры и в Болгарах и Суваре в
Второй источник, характеризующий феодальную борьбу — это сообщение русского летописца о столкновения русских с булгарами в 1186 году и походе русских на Великий город, которым для XII веха являлось современное Билярское городище. Русский летописец подробно описывает движение русской рати, высадку на берег, захват Тухчин-городка и выход к Великому городу. В этом описании упоминается одна деталь, проливающая свет на княжеские усобицы у булгар: «И сторожеве Всеволожи узреша полк в поли и мнеша болгарьский полк, се приехаша от полку того пять человек и удариша челом пред князем великим Всеволодом, глагол юте: кланяють ти ся княже, половин Емякове, пришли есмы со князем болгарьским воевать Болгар, слышахом бо тебе идуща их же воевать»... Эти слова весьма знаменательны. Они свидетельствуют о столкновении интересов отдельных булгарских князей и о том, что в этой борьбе некоторые из них прибегали даже к помощи чужеземцев и приглашали половцев. Весьма возможно, что и перенос столицы из Болгара в Биляр в конце XI — начале XII века, после чего последний и получил имя Великого города, также явился результатом княжеской борьбы. Приведенными фактами исчерпываются ваши знания о внутренней истории домонгольской Булгарии. Но факты эти весьма характерны для феодального общества и не оставляют никаких сомнений в том, что в Булгарском государстве феодальные отношения ко второй
половине X века стали господствующими.
Русские летописи неоднократно упоминают разных булгарских князей. Известны, например, князья жукотинскне, князья города Ошеля. Так, при описании похода 1220 года Юрия Всеволодовича сказано: «И объят град (Ошель) огнь отовсюду, и бысть буря велна, и страшно бысть видети, и бысть во граде вопль велик зело. Князь же Болгарьскый ныбеже инеми вороты и утече на конех в мале дружине...».
Войско, необходимый институт в каждом классовом обществе, у булгар носило феодальный характер. Целый ряд документов указывает на существование дружин. Дружины выступают и в оборонительные и в «наступательные походы и набеги. Ибн-Русте так характеризует эти дружины и их походы: «От земли буртасов до земли этих болгар три дня пути. Последние производят набеги на первых, грабят их, в плен увозят. Болгары ездят верхом, носят кольчуги и имеют полное вооружение». О дружинах у булгар пишет ибн-Фадлан: «А когда он приказывает отряду отправиться в набег на какую-нибудь страну, то и он получает часть добычи». О дружинном строе у булгар говорят и русские летописи: Того же лета (1160) князь Андрей Юрьев сын Долгорукого з братом своим Ярославом Юрьевым сыном Долгорукого и с сыном своим Изяславом и со князем Юрьем Муромским идоша на Болгары Воложскиа и Камскиа и поможе им Господь Бог и пречистая Богородица, и язбиша множество Измаилтян, а князь их едва утече с малою дружиною». Ту же картину можно отметить я для XIII века. Таков характер войска, типичный для всякого феодального государства.
Как уже сказано, на 20-е годы X века падает крупное политическое событие — посольство халифа Муктадира к болгарскому царю Альмасу. Участник посольства нбн-Фадлаи указывает, что посольство было вызвано просьбой царя Альмаса прислать такого мужа, который обучил бы его вере и наставил в законах ислама.
Во время посольства царь Альмас, как это явствует из текста Ибн-Фадлана, был уже мусульманином, и в Болгарах уже жило мусульманское духовенства. Однако ислам в X веке был религией не только правящей верхушки. Это можно утверждать, основываясь на сообщении Ибн-Русте: «Большая часть их исповедует ислам и есть в селениях их мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами. Те же из них, которые пребывают в язычестве, повергаются ниц перед каждым знакомым, которого встречают». Можно полагать, что «повергающиеся ниц» являлись людьми низшего слоя и поэтому должны были оказывать почет людям, стоящим выше их на социальной лестнице. И это происходило новее не потому, что одни были мусульманами, а другие исповедовали старую родовую религию. Религиозная терпимость булгар не может быть подвергнута сомнению. В Булгарах проживали и евреи, и христиане. Что же заставило царя Альмаса заботиться о дальнейшем распространении ислама? Одними внешними политическими интересами этого объяснить нельзя. Для этого, пожалуй, достаточно было бы принятия ислама верхними слоями общества. По-видимому, классовая борьба, о которой до нас не дошло сведений, здесь» как и в других местах, заставала его прибегнуть к помощи религии. Наиболее подходящей системой было единобожие, а окончательный выбор был, продиктовав политическими соображениями и интересами торговли.
О религии крестьянства материала почти нет. Мы знаем только краткое упоминание Ибн-Русте, приведенное мною выше, и небольшой археологический материал, характеризующий родовую религию, по которому все же трудно реконструировать религиозные представлении, да агиографические исследования по культу йюмзи у чуваш, который, несомненно, в прошлом был шаманом,— вот и все данные по этому вопросу.Принятие ислама булгарами имело для их государства большое значение» так как приобщило значительный круг населения к мусульманской культуре, являвшейся в то время передовой культурой Востока. Вместе с тем эта религия, как более отвечавшая новому социальному строю, феодальным отношениям, должна была сыграть некоторую прогрессивную роль в тех условиях.
В X веке, в период наибольшего расцвета, Булгарское государство, являвшееся центром связей с Востоком, сумело обеспечить безопасность караванного пути в восточные страны, и тогда особенно интенсивно расцвела у булгар торговля. Все источники, письменные и археологические, рисуют нам город Болгар как центр транзитной торговли, в который стекались товары с востока, из Византии, с севера, с запада и от русских. Но основные торговые связи у булгар была с Востоком. Несомненно, что Арабский халифат, оказавший поддержку булгарскому царю Альмасу в борьбе против врагов, приобрел в его лице торгового агента, а арабские купцы получили возможность широко действовать в пределах царства.
Включение булгар в систему халифата объясняется в значительной мере интересами торговли. И не случайно на эту сторону жизни обращают большое внимание арабские путешественники. Еще задолго до основания Великих Болгар место впадения Камы в Волгу являлось пунктом обмена, на что указывает находка в этих местах большого количества древних вещей. Позднее, в булгарскую эпоху, этот пункт стал своего рода ярмаркой, куда сходились купцы из разных мест. Ибн-Хаукаль сообщает: «Булгар есть небольшой город, не имеющий многих владений, известен же он был потому, что был гаванью этих государств». Археологический материал, находимый на территории Болгара, указывает на целый ряд влияний, шедших с юга» с востока, с запада. Особенно сильно чувствуется хорезмское влияние как непосредственно в привозных вещах, так и в орнаментике собственно булгарских изделий. О широком размахе торговли булгар говорят и свидетельства арабских путешественников и русские летописи [10].
Конечно, в стихах об Улыпе нет указаний на то, что он занимался торговлей. Царь-Улып воевал и защищал свой народ. Да, его войска били, он терпел поражения, но всегда его спасали. Он побеждал.
Если вру — пускай накажет
И сразит меня гроза.
Коль нарушу слово чести,
Провалиться мне на месте.
Клятву верности прими,
Съем за это горсть земли».
Рот набил землей и съел он,
А затем промолвил смело:
«Клятву дал я на века.
Как булат, она крепка».
— Эх я, старый! Не пойму,
Как доверился ему?
Уж такие мы, чуваши, —
Легковерны уши наши.
Вот откуда хворь: Супар
Подливал мне вредный взвар.
Чтобы век мой стал короче,
Знать, он вызвал духов ночью
Накануне Семика
Те ему, наверняка,
Изнывая от безделья,
Помогли готовить зелье:
Дубовик, что рос семь лет,
Вместе с плесенью измятый,
Процедили и — в шербет.
Вот чем потчевал проклятый!
Неужели на краю
Жизни я уже стою? —
Молвил слово старый воин
Про себя, обеспокоен.
Сам ушел в раздумья весь,
Смотрит в сторону Чегесь:
Лихоманке ли уступим?
Та спешит накрыть тулупом.
Куклу старая берет,
Хлебушек, яйцо вкрутую
С медной денежкой — и вот
Над недужным вкруговую,
Наговор шепча, ведет:
— Алпаста огня,
Алпаста воды,
Алпаста ветра,
Злой дух — огонь!
Злой дух — вода,
Злой дух — поток,Злой дух — напасть!
Через Москву,
Мимо Киева,
Берегом Дона,
По Шешма-реке
Идет татарочка-краса
Тринадцати лет.
Отправляйтесь туда,
Оставьте Услади.
Алпаста собаки,
Алпаста курицы,
Алпаста дичи.
Злой дух лесной!
Упырь ветра,Упырь огня,
Упырь воды,
Через Москву,
Мимо Киева,
Берегом Дона,
По Шешма-реке
Идет татарочка-краса
Тринадцати лет.
Отправляйтесь туда,
Оставьте Услади.
Акар — собака,
Напасть — собака!
Злой дух нарыва,
Дух смерти эсрель!
Злой дух огня!
Через Москву,
Мимо Киева,
Берегом Дона,
По Шешма-реке
Идет татарочка-краса
Тринадцати лет.
Отправляйтесь туда,
Оставьте Услади.
Быстро в лес Чегесь идет,
Там находит крутояр
И на дно его кладет
Свой заговоренный дар.
И скорей — в обратный путь.
Чтобы духов обмануть,
Знахарка Чегесь идет
Нынче задом наперед.
Где ворота полевые —
Заклинания иные.
А рябиновой клюкой
Смело в избу дверь открой.
Услади, вояка старый,
Третий день как занемог.
От презренного Супара
Враг узнать об этом смог.
Хан Патти возликовал!
Кровожадный сей бахвал,
Криком землю сотрясая,
Собирает войско в стаю:
— Степняки, айда за мной,
Чувашей сметем волной!
Там привольное житье,
Объедайся — все твое!
Наседает враг кругом,
Встал чуваш перед врагом:
Выпало ему в бою
Землю отстоять свою [11].
Стихотворение завершается:
г. Болгар
Родина в крови, в огне
Все чуваши на войне.
Монголо-татары принесли для болгар разгром и смерть:
Станет мир чувашский тесен
Скоро без чудесных песен,
Коль падет под ханской кликой
Край родимый, край великий,
Коль родимый дом великий,
Коль бесчестье и разбой
Чужаки несут с собой [12].
Но стих об Улыпе завершающийся песней счастья чуваш в борьбе «Вызова–и–Ответа» и «Оживления–и–Спада», преодолев все невзгоды и геноцид Холокосты (1236 – 1552 гг.) сохранился.
Тут красавица тайком
Слезы вытерла платком.
Ох, и песня зазвучала,
Словно речка зажурчала!
И старинные мотивы
Нам судьбы открыли ход,
То, как Улып всем на диво
Заступался за народ.
Ой, вы, пахари земли,
Что на праздник наш пришли,
Вместе с птицею Мерчень
Будем петь и мы весь день,
Славя Улыпа деянья
Как пример для подражанья [13].
Вопросы для повторения:
1. Расскажите о политической ситуации на Северном Кавказе (VI – VIII вв.).
2. В каких условиях писался эпос об Улыпе?
3. Что такое историко-генетическая память народа?
4. Что можно сказать об эпосе как историческом источнике?
5. Объясните понятия А. Дж. Тойнби «Вызов–и–Ответ» и «Оживление–и–Спад».
6. Расскажите о стимулах удара «новой земли».
7. Нарисуйте картины походов Улыпа в Сибирь, Северный Кавказ, Поволжье.
8. Подготовьте доклады по стихам об Улыпе.
9. Подготовьте рефераты по легендам о Прометее и Геракле.
10. Расскажите об армянской мифологии.
Литература
1. Плетнева, А. С. Кочевники средневековья / А. С. Плетнева. – М., 1982. – С. 18-20.
2. Плетнева, А. С. Там же. – С. 20.
3. Тойнби, А. Дж. Постижение истории / А. Дж. Тойнби. – М., 2004. – С. 126.
4. Федор С. В. Улып: Чувашский народный эпос / Ф. Сюин; перевод А. И. Дмитриева. – Чебоксары, 2009. – С. 34-36.
5. Тойнби, А. Дж. Там же. – С. 127.
6. Чувашская литература. – Чебоксары, 2007. – С. 5.
7. Тойнби, А. Дж. Там же. – С. 127.
8. Смирнов, А. П. Волжские булгары / А. П. Смирнов. – М., 1951. – С. 37.
9. Смирнов, А. П. Там же. – С. 38.
10. Смирнов, А. П. Там же. – С. 3841.
11. Улып. Там же. – С. 37-40.
12. Улып. Там же. – С. 48.
13. Улып. Там же. – С. 33.
Комментариев нет:
Отправить комментарий