РАЗВИТИЕ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В ВОЛЖСКО-КАМСКОЙ БОЛГАРИИ (ПО М. П. ПЕТРОВУ-ТИНЕХПИ)

РАЗВИТИЕ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В ВОЛЖСКО-КАМСКОЙ БОЛГАРИИ (ПО М. П. ПЕТРОВУ-ТИНЕХПИ)

В 1997 г. в научном сборнике «Исследования по истории Чувашии и чувашского народа» историком М. П. Петровым-Тинехпи была представлена часть исследования под названием «Земледелие (волжских болгар)». Перевод на русский язык сделан Е. Н. Егоровым [1]. Часть исследования М. П. Петрова мы включили в следующие статьи:

1) Волжско-Камская земледельческая цивилизация (позиция М. П. Петрова-Тинехпи).

2) Позиции чувашских исследователей М. П. Петрова (Тинехпи) и В. Ф. Каховского о развитии земледелия в Волжско-Камской Болгарии.

Выделим несколько проблем:

· Причины высокого уровня развития земледелия (сельского хозяйства) у болгар, сувар Среднего Поволжья;

· Природно-климатический фактор;

· Численность населения;

· Специфика организации труда;

· Болгаро-чувашский менталитет;

· Использование технических средств труда (механизация труда).

Конечно, территория, климат и численность населения повлияли на уровень, степень и тип хозяйствования болгарского сельского хозяйства.

М. П. Петров-Тинехпи при раскрытии проблемы опирался на исследования около 40 авторов. Например, на исследования П. В. Голубовского, В. В. Григорьева, С. А. Князькова, В. Н. Татищева, С. В. Платова, В. О. Ключевского, А. В. Лихачева, Н. Н. Поппе, Н. И. Золотицкого, И. Н. Смирнова и др.

Автор исследования «Земледелия (волжских болгар)» отмечает, что чтобы вырастить много зерна, необходимо иметь обшир­ные, просторные поля, чтобы вовремя вспахать и вовремя соб­рать урожай с обширных полей, надо иметь соответствующие орудия труда и тягловый скот, да еще надо все время следить за плодородием земли и унавоживать тощающие участки. Всему это­му болгары научились шаг за шагом уже в древности [2].

Начало земледелия у болгар и сувар он относит к V – VII вв., которое могло произойти на территории Северного Кавказа.

Конечно, «оседание» болгар и сувар происходило болезненно, в условиях постоянных войн. Отметим, что болгары и сувары появились на территории Северного Кавказа в конце II – начале III вв. Они были кочевниками, это упоминается и в эпосе об Улыпе: «Улып увидел в долинах многочисленные стада... Скот, за которым они ухаживали, давал им пищу, одежду. Они пасли стада и ходили на охоту» [3]. В легенде «Мост Азамата» говорится, что у Улыпа скота было так много, что он «при своей богатырской силе, начал перебрасывать своих коров, овец, лошадей на более высокие, незатопляемые места» [4].

По утверждению Тинехпи болгары стали заниматься земледелием на Северном Кавказе с V – VII вв. Что же произошло там в эти годы? Рассмотрим работу А. В. Гадло «Этническая история Северного Кавказа IV – X вв.» [5], в которой исследователь отмечает, что болгары и сувары входили в Империю хунну. Автор в разделе «Племена Северного Кавказа во второй половине V в.» указывает на то, что константинопольский ритор Приск Панийский по праву считается самым авторитетным «экспертом» по гуннской проблеме. В 448 г. вместе с византийским по­сольством Приск сам побывал в ставке вождя гуннов Аттилы, встречался с представителями гуннской элиты и сумел проникнуть в самые тонкие переплетения византийско-гуннских взаимоотношений. Его труд не сохра­нился полностью, но уцелевшие фрагменты дают воз­можность представить нить исторических событий от 433 до 471 г. (по хронологии, предложенной издателями Приска). Сохранившиеся фрагменты содержат сведе­ния, которые позволяют рассмотреть вопрос о взаимоот­ношении державы европейских гуннов и этнических групп Северного Кавказа, и существенно дополняют ту, относительно скудную информацию о Северном Кавка­зе V в., которую мы почерпнули из современных армян­ских и грузинских источников [6].

Основным информатором Приска по интересующему нас вопросу был посол Западной империи Ромул, с ко­торым Приск встретился в лагере Аттилы и который из­ложил Приску свой взгляд на возможность участия Аттилы в войнах с Ираном. Определяя границы влия­ния Аттилы, Ромул сообщил, что Аттила заставляет пла­тить себе дань «всех скифов», «хочет расширить свою державу и идти против Персии». В связи с вопросом одного из присутствующих при разговоре о дороге в Персию из владений Аттилы Ромул рассказал о похо­де гуннов в «Мидийскую область» (т. е. Иран), который состоялся «в то время, когда у них свирепствовал голод». Это событие, видимо, было на памяти всех участников беседы, поскольку Приск, пере­давая разговор, не счел нужным это обстоятельство про­комментировать. Поход «в Мидию» состоялся за несколь­ко лет до разговора в ставке Аттилы (448 г.).

Говоря о походе, Ромул ссылается на рассказ самих предводителей этого похода Басиха и Курсиха, из ко­торого следует, что они, «проехав степной край, перепра­вившись через какое-то озеро (Ромул принимал его за Меотиду, по словам Приска), и по прошествии 15 дней перейдя какие-то горы, вступили в Мидию». Если предположить, следуя Ромулу, что гунны минова­ли Меотиду в низовьях Дона (это наиболее вероятно, так как при движении через Керченский пролив они должны были бы пройти Боспор и другие города Таврики), то их путь, очевидно, шел через Дарьяльское ущелье, откуда они должны были попасть в подвластную Ирану Грузию. Дальше они, судя по рассказу, двину­лись в юго-восточном направлении, но «на них напало многочисленное войско персов...». Персы отбили у них большую часть добычи и вынудили их оставить Закав­казье. Они «опять перешли горы», но боясь преследова­ния неприятеля, двигались уже другой дорогой. Это бы­ла дорога, «где пламя поднимается из подводной ска­лы», т. е. вдоль Каспия, через Чор и Прикаспийскую низменность. Тот факт, что гунны прошли беспрепятст­венно этой дорогой, может указывать на отсутствие в стране Чор той системы укреплений, которую персы воз­вели при Иездигерде II. Следовательно, поход должен быть отнесен к 30-м годам V в.

Переданный Приском рассказ Ромула явно свиде­тельствует о вхождении Азово-Каспийского междуморья в сферу державы европейских гуннов. В поле зрения Аттилы, как выясняется из приведенных фактов, находи­лись не только западные, но и юго-восточные пределы степи. Где-то во второй половине 30-х годов (до начала строительства в Чоре) он пытался даже разрешить внутренние проблемы своей конфедерации («свирепст­вовал голод») вторжением части входивших в нее пле­мен в Закавказье, в чем вряд ли не участвовали северо­кавказские кочевые группы. От Дуная до Каспия и Большого Кавказа его полководцы при своем продви­жении на восток не встретили никакого сопротивле­ния,— очевидно, действительно «вся Скифская земля» признавала в этот момент его своим совереном.

Из-за скудности письменных свидетельств трудно определить, когда предкавказские степи вошли в орбиту державы Аттилы. Скорее всего, это случилось в начале 30-х годов. Именно в этот период происходит консоли­дация гуннских и связанных с ними этнических групп, которая ознаменовалась отчаянным сопротивлением «царским скифам», родовой группе Аттилы, аристокра­тии других частей гуннского массива. В это время на границах империи появляются аристократы-перебеж­чики, выдача которых становится одним из постоянных требований со стороны Аттилы при переговорах с пра­вительствам Византии. Проблема возвращения перебеж­чиков сохраняла остроту в течение всех лет существования гуннской державы и свидетельствовала о не затухавшей борьбе между господствующей группой «насто­ящих гуннов» и подчиненными племенами.

В это же время гунны предприняли, видимо, попытку подчинить себе также и ираноязычные группы Предкав­казья — потомков алано-сарматского населения степи, Приск говорит, что «по заключении мира с ромеями (имеется в виду договор, заключенный в 433 г. в Mapге) приближенные Аттилы и Бледы (брат и соправи­тель Аттилы) обратились к покорению других народов Скифии и завели войну с соросгами». В соросгах Приска весьма заманчиво видеть осов-алан (сар-и-осаг — глава, царь осов — социальный термин, приня­тый Приском за наименование этноса).

Интерес гуннов Аттилы к стране осов вполне по­нятен — через нее лежал основной западный путь в За­кавказье. Тот факт, что Курсих и Басих беспрепятствен­но прошли Дарьял, может свидетельствовать о предше­ствующем успехе гуннов. В свете этого обращает на себя внимание известие Прокопия (VI в.) о том» что в конце V в. при императоре Анастасии (491—518 гг.) проходом владел «гунн Амбазук», имя которого выдает его связь с ираноязычной осокой элитой («амбазук» по-осетински — «равноплечий»). Но вне зависимости от того, как закончилась война с «соросгами», несом­ненно, что значительная часть племен, входивших в гуннскую державу, признавала верховную власть рода Аттилы лишь номинально. Борьба с племенами (этно­сами), обитавшими внутри «Скифии», составляла посто­янную заботу «царского рода» гуннов. В Маргском трактате гунны специально оговаривали условие, «что­бы ромеи не помогали никакому варварскому народу, с которым гунны вели войну».

Благодаря Приску сохранилась характеристика пле­мени акациров — одного из наиболее активных племен­ных образований внутренней Гуннии, которое гунны Аттилы пытались лишить племенной верхушки, поставив во главе него представителя своего «царского рода». Приск называет акациров «скифским народом» (в его понимании гуннским), «покорившимся Аттиле». В тот момент, когда Приск находился в ставке Аттилы, прохо­дил завершающий этап их покорения. В землю акаци­ров был послан Онигисий, второе по значению после Аттилы лицо в гуннской державе. Поход Онигисия дол­жен был утвердить «царем этого народа» старшего из сыновей Аттилы Эллака.

Положение земли акациров определить трудно, од­нако есть все основания считать их племенным объеди­няем, занимавшим степи Азово-Каспийского междуморья. В пользу этого говорит следующее. Около 463 г. акациры стали объектом нападения с востока. Как со­общает Приск, в Константинополь пришли посольства от нескольких племен, которые требовали у акациров земли, «имели с ними много сражений» и «одолели их». Эти племена вынуждены были «оставить свою страну», потому что они сами подверглись нападению. Имена племен, приславших посольства, — сарагуры, уроги, (огоры) и оногуры. Сарагуры, огоры и оногуры( в форме — сирургур, аугар и ауангур), по данным сирийской хро­ники Псевдо-Захарии (Захарии Ритора), в первой поло­вине VI в. были в числе народов, живущих за Каспий­скими воротами, т. е. на территории междуморья к се­веру от Кавказа. Следовательно, в том же регионе мы должны искать и «землю» акациров. По данным Приска, акациры находились в поле зрения византийских поли­тиков и рассматривались ими как возможная альтерна­тива державе Аттилы на востоке Гуннии. Феодосии по­сылал дары акацирам, пытаясь отвлечь их от возмож­ного союза с Аттилой, внутри акацирской конфедерации боролись провизантийская и прогуннская группировки. Продвинувшиеся на земли акациров племена сразу же оказались в зоне интересов византийской дипломатии. Вероятнее всего, они прошли в западные районы Пред­кавказья, закрыв для акациров пути в империю.

В середине VI в. Иордан, возможно, следуя «Исто­рии» Приска, характеризует акациров как «сильнейшее племя», «не ведающее злаков, но питающееся от скота и охоты». Он не может точно определить территорию их расселения и, очевидно, путая акациров с древними агатирсами Геродота, отводит им огромную площадь от эстов до булгар, места расселения которых, по его пред­ставлениям, «тянутся над Понтийским морем».

Из рассказа Приска об акацирах возникает картина внутренней структуры этнического образования, которое у авторов V—VII вв. называется «народом» — «этно­сом». В акацирском. народе было «много князей и родо­начальников», по-видимому, представляющих молодую военную и старую авторитарную власть, каждый из ко­торых обладал определенным положением, дававший ему право на те или иные преимущества. Так, при рас­пределении даров императора «соначальники» строго следили за соблюдением племенной «табели о рангах». Ошибка посла Феодосия, вследствие которой некто Ку­рилах — «главный между ними по власти», получил то, что полагалось лицу, занимающему следующее после него положение, привела к междоусобице внутри акациров. Именно этой междоусобицей воспользовались ев­ропейские гунны. Правда, попытка обезглавить акациров Аттилле не удалась. Часть народа — конфедера­ции сохранила независимость. Ее возглавил Куридах. Как говорит Приск, он «остался на своей земле и сохра­нил свои владения». Иными словами, свободная прежде территория акациров была урезана до владений одного Куридаха, вероятнее всего, той родоплеменной группы которую он представлял.

Перемещение в Предкавказье новой группы племен не вызвало полного уничтожения акациров, но оно ли­шило акациров преимуществ господствующего племенного объединения. На короткий период господствующее положение здесь заняли сарагуры. Обосновавшись на новой территории, которая до этого принадлежала ча­сти акациров, сарагуры организовали поход на Закав­казье, причем в союзе с ними двинулись и акациры, и «другие народы». В начале союзники попытались прой­ти Каспийским путем, но подойдя к Каспийским воро­там в стране Чор, нашли их «занятыми персидским гар­низоном». Тогда они двинулись к другой дороге. «По ней они прошли к ивирам, опустошили их страну...». Этот поход, видимо, имел место после восстановления укреплений в стране Чор и подчинения персам Албании (463 г.). Одним из следствий этого похода было посольство, которое персы направили в Византию с тре­бованием денег или людей для охраны крепости «Юрои паах», под которой, вероятнее всего, имелась ввиду не оборонительная линия Чора, а укрепления в верхо­вьях реки Иори, по которой проходил один из путей вторжения кочевников в Закавказье.

Передвижение племен в междуморье происходило в тот период, когда разразился кризис внутри остатков Западно-Гуннской державы. Ее распад начался разгро­мом войск Аттилы и его сателлитов в 451 г. на Каталаунских полях в северной Галлии. Последовавшая за этим смерть Аттилы привела к развалу созданной им полити­ческой системы и перестройке сложившихся в восточно­европейской степи взаимоотношений между племенами и родоплеменными группами. Разгром сыновей Аттилы их бывшими союзниками в 464 г. в битве при реке Недао в Паннонии заставил их искать помощи у своего бывшего противника — империи. Однако император Лев отказал сыновьям Аттилы в заключении мира и восста­новлении торговли. Между сыновьями Аттилы возникли разногласия относительно тактики дальнейших дейст­вий. Денгизих, как рассказывает Приск, «хотел идти войной на ромеев», «но другой — Ирнах, противился этому намерению». Денгизих действительно выступил и стал на Истре. Ирнаха же от войны с римлянами от­влекла «домашняя война», очевидно, борьба за внут­реннее единство расколовшейся, конфедерации.

Иордан, описывай последствия битвы при Недао, ри­сует картину последовательного вытеснения гуннов из Подунавья германскими племенами, ранее входившими в состав гуннской державы. Среди этих племен некото­рое время еще сохранялись небольшие группы гуннов, но основная масса их вынуждена была отойти на во­сток. «... Гепиды отстаивают для себя гуннские земли, а племя гуннов занимает свои давние места», — пишет Иордан. Он подтверж­дает данные Приска о том, что сторонником борьбы с империей являлся Денгизих (Динцик), который попытал­ся собрать вокруг себя осколки бывшей конфедерации и удержаться в Европе, а Эрнак (Ирнах) — младший сын Аттилы — был сторонником отхода на восток и внутрен­ней консолидации. Он, по словам Иордана, «вместе со своими избрал отдаленные места Малой Скифии». Е. Ч. Скржинская полагает, что в данном случае Иордан имеет в виду отход части гуннов на восток, туда, где в VI в., по данным византийских авторов, размещались гунно-булгары.

Ослабление, а затем полный развал гуннской дер­жавы на западе, несомненно, нашли отзвук на востоке. Необходимость концентрации всех сил державы в Подунавье в годы, последовавшие за Каталаунской бит­вой, видимо, отвлекла внимание «царского рода» от Предкавказья. Мы знаем, что старший сын Аттилы Эллак, которого Приск называет «владетелем акациров и других народов, занимающих Припонтийскую Ски­фию», действует в это время на западе и погибает в битве при Недао.

Приск пишет, что сарагуры, уроги (огоры) и оногуры «оставили свою страну» потому, что они были вы­теснены оттуда савирами. Савиры были сдвинуты ава­рами, а авары «были изгнаны народами, жившими на берегах Океана». Савиры появились в Предкавказье вслед за сарагурами. Страх перед аварами, давшими толчок этому движению, был так велик у племен этой группы, что, когда в середине VI в., почти ровно через сто лет, на Северном Кавказе появились остатки разби­тых тюрками огоров, они были приняты по одному созвучию имен за аваров.

Ислледователь отмечает, что в 50-е годы юго-восточные области Предкавказья принадлежали, согласно Егише, племенному объедине­нию хайландуров. В это время хайландуры еще не поте­ряли связи с кушанами Средней Азии, хотя их продви­жение в Восточное Предкавказье и нападения через Чор на Албанию начались раньше. Первое упоминание о них связано с кампанией Иездигерда II против кушан (442 — 449 гг.). В «Истории» Мовсеса Каганкатваци со­хранилась выписка из труда Егише, в которой страна хайландуров Егише называется Агуандрия (Алуакдрия), т. е. страна племени атуандур. Это название, очевидно представляет один из ранних вариантов на­звания страны гуннов-хайландуров, которое встречает­ся в текстах Егише. Оно близко этнониму ауангур, как в сирийской традиции передавался этноним оногуры. Вспомним, что в армянской традиции этот этноним встречается еще в двух вариантах — вх' ндур и огхондор. Очевидно, мы вправе предположить, что этнонимы хайлндур (вар. хайландур) Егише, вх' ндур Мовсеса Хоренаци, ауангур Псевдо-Захарии и оногур Приска принадлежат одной племенной группе кочевников Се­верного Кавказа [7].

По А. В. Гадло на территории Северного Кавказа в V в. обитали гунны, болгары, сувары, оногуры, и др. племена. Данный период был дня них очень сложным (Переселение народов). Конечно, войны не могли препятствовать оседанию, но переходу к земледелию мог продолжаться до великого Переселения народов или после смерти Аттилы (453 г.). Наиболее подробно об «оседании» болгар, сувар, хазар пишут А. С. Плетнева и М. И. Артамонов, В. Ф, Каховский, В. Д. Димитриев.

М. П. Тинехпи пишет, что А. А. Штукенберг, отмечая исключительно высокий для своего времени уровень культуры земледелия у вол­жских болгар: «Развитие в то время (XI в.) земледелия в Болгарии было не только результатом плодородия ее почвы, но и значительной культуры ее жителей. Значительное производство хлеба могло быть также только результатом долговременной культуры земли. Большое количество хлеба можно было получить только с большой площади пашни, а распахивать большие пространства можно было только сравнительно совершенными земледельческими орудиями, приспособленными к упряжной тяге. Такие орудия нужно было выработать. Значительное производство хлеба привело не­минуемо к замене ручной обработки земли и обработки ее орудиями ручной тяги обработкой орудиями упряжной тяги, к которой были приспособлены домашние животные — лошадь и вол. Такая эволюция в способах обработки земли требовала много времени, а при обычной косности земледельческого насыщения на это нуж­но было затратить не одно столетие» [8].

Причины прогресса:

1) культура земледелия (опыт Северного Кавказа, по Г. И. Тафаеву);

2) территория (черноземье);

3) земледельческие орудия труда (акапуç, сапан);

4) большая численность населения (от 1,5 до 2,5 млн. чел. в Волжско-Камской Болгарии).

Во время проникновения древних болгар в Волго-Камье там простирались сплошные леса. Остатки этих лесов сохраняются здесь и доныне, некоторые из них довольно массивны, некото­рые представляют большие рощи и лесные колки. Если взглянул на карту, они сразу же бросаются в глаза. Среди этих вековых лесов, рощ и колков простираются ныне широкие нивы и поля. Как же они появились здесь? Как же освободились от вековых лесов столь обширные пространства?

Чувашский исследователь отмечает, что все эти поля сотворены трудом болгар путем выкорчевывания вековых лесов. Вначале они очищали от леса небольшие поляны. А потом, по мере роста населения и, как следствие этого, стесненности окультуренной земли, а также подстегиваемые стре­млением вырастить и собрать побольше зерна, они постепенно стали корчевать и выжигать леса. Понять процесс развития корче­вания лесов позволяют специальные орудия труда — топоры, ломы, сучкорубы, тесаки, рычаги и т.п. Таких орудий труда, предназначенных для корчевки леса, находят во множестве на территории древней Болгарии. В корчевьях и чащобах в первое время еще нельзя было пахать плугом — мешали пни и коряги. Поэтому сначала землю на новинах обрабатывали вручную. В начале X в. волжские болгары, таким образом, очищали от леса и ввели в севооборот значительные площади. Так, арабский геог­раф X в. ал-Мукаддеси, описывая жителей города Сувара, спе­циально подчеркивает, что «у жителей много полей и имущества». То же самое находим и у ал-Идриси, автора XII в., при описании другого болгарского города, укрепления которого «ок­ружены плодородными полями и поселениями». [9].

Обратим внимание на эпос об Улыпе: «по рассказам древних стариков, в те далекие времена, когда людей на нашей чувашской земле не было, а лишь шумели сплошные дремучие леса...» [10].

Обустройство в лесах чищоб и полей, годных для выра­внивания земледельческих культур, было делом весьма трудоемким и тяжелым. Одному такая тяжкая работа была не по силам, она требовала участия всех членов кровнородственного коллекти­ва. Обустроенные таким образом корчевья и чищобы выжигали и потом распределяли по жребию среди всех участников кол­лективной работы. Отвоеванные у леса поля становились коллек­тивной собственностью рода. Пахотные земли объединяли роди­чей в одну общественную структуру.

То, что это было именно так, показывают старинные чувашские поселения. Эти поселения размещались где-нибудь в ложбинах поближе к родникам, у оврагов или на опушке леса. Никаких улиц в старинных деревнях не было, между домами и хозяйственными постройками оставлялись только проходы. «Бес­порядочность их сел и деревень есть простое и весьма естественное следствие и теперь еще продолжающегося у них отношения главы семейства к его членам. Глава семейства обыкновенно селился на избранном им или отведенном ему месте и загораживал себе под дом довольно обширное пространство. Семейство его множилось; дети его обзаводились своими семействами и строили себе дома в той же загородке, в которой, таким образом, являлось по нескольку изб, а родоначальник жил в кругу своей семьи, составляя центр этого круга», — пишет В.А.Сбоев, описывая патриархально-родовые поселения чувашей.

Корчеватели считали чищобы своей собственностью, это видно из того, что хозяева чищоб не платили за них никакого ясака или подати. «Всякой пользуется вполне произведением своего посева, не отдавая никакой части жатвы царю...», — свидетельствует Ахмед ибн Фадлан.

При внимательном рассмотрении в словах Ибн Фадлана можно увидеть следующее: здесь слово «всякий» по-чувашски означает «кирек кам та», «кирек хǎшě те», «пурте»; «посевом» называют засеянный участок пашни. Известно: в X в., во времен Ибн Фадлана, болгары занимались земледельческим трудом, у них были пахотные поля, и каждый имел свой надел пахотной земли.

В исторических преданиях, изданных В. Д. Димитриевым говорится о землях, эльтеберах, торханах, о чувашских князях и йюмзях, у которых была своя земля до 200-1000 и более лошадей.

Чувашская (болгарская) аристократия имела земли, дома, угодья, леса, табуны лошадей, овец и т.д.

М. П. Петров-Тинехпи о землевладельческих инструментах пишет, что в Центральном чувашском музее хранится деревянный плуг, которому не менее 200 лет, там же можно увидеть старинные рала и резцы. Все они в точности соответствуют болгарским. Поэтому мы можем утверждать, что болгарские плуги были идентичны старинным чувашским плугам (ака пуç). Как и у болгар, у чувашей в старину были распространены несколько типов плугов. В легкие плуги впрягали по 2, по 4 лошади, в более тяжелые — до 6, а в некоторые и по 8 лошадей. В одной чувашской песне говорится: «У того, кто выезжает на пашню на восьми конях, наверное, пламенное сердце».

В молитве по случаю нового урожая «чуклеме» прямо сказано: «Шесть меринов шли бы в плуге».

Еще в одной сказке находим слова: «Они запрягли в плуг шесть лошадей, но пахать никак не могли». Исходя из этих сведений, можно полагать, что и болгары пахали на 4-х, 6-ти, 8-ми лошадях.

Кроме лошадей древние болгары, видимо, впрягали в плуг и быков, о чем можно догадаться из сведений фольклорных источников. В одной сказке находим следующие слова: «Этот бык носом вспахал, ушами посеял, хвостом заборонил, копытами дорогу проторил». Да еще есть поговорка: «Ленивый бык работает лишь год»; видимо, не годных для работы быков долго не держали и пускали на мясо. Если бы предки чувашей не использовали тягловую силу быков, то в чувашском фольклоре не было бы подобных высказываний о быке.

Однако, как бы там ни было, самой большой ценностью из крупного скота считали лошадь. Такое отношение к коням было развито у всех скотоводческих народов. Даже после оседания кочевников в их быту лошадь не теряла своего значения. Я полагаю, что и у болгар было такое же уважительное отношение к коню. Надо полагать, что быков использовали в качестве тягловой силы только менее состоятельные болгары [11].

Сохранилась чувашская легенда о взятии Пюлера (вариант Болгара) Батый-ханом (вариант Тамерланом), в которой говорится:

Хмель булгарский, в разных странах,

Колобродил в погребах!..

Городов и сел повсюду

Быстро множилось число...

А коней вьючных, верблюдов

По дорогам сколько шло...

Молодежь от жизни сытой,

Только вечер настает,

Всюду смело и открыто

На луга гулять идет...

Бочки целые стояли

В погребах у нас с вином.

Мы домов не запирали,

Будь хоть ночью то, хоть днем.

Славно мы в Пюлере жили,

Не скучали никогда...

Богачи лишь хлеб гноили,

В закромах своих всегда!

В светлой праздничной одежде –

Снега белого белей –

Шел чуваш на пашню прежде,

Чтоб работать веселей...

Эх, и добрый собирали

Урожай с родной земли!..

Русских братьев выручали

Хлебом, салом, чем могли!

Если пашню мы пахали

У родного у села.

Пять коней мы в плуг впрягали,

Чтоб быстрей работа шла...

И по самым дальним странам

Разнеслась крылата весть,

Что с врагами пюлерянам

Потягаться сила есть!..

Что чужого нам не надо —

Своего довольно нам...

М. П. Тинехпи отмечал, что легкие плуги больше всего были paспространены среди бедных слоев населения. Надо сказать, что более-менее состоятельные люди, очевидно, имели тяжелые плуги, в которые запрягались 7—8 лошадей. Следовательно, надо подчеркнуть, что уже к IX в. в Болгарском государстве наблюдалось классовое расслоение общества. Это отмечается также в исследовании А. А. Штукенберга: «Болгары распахивали свои поля орудиями упряжной тяги, хотя рядом с этим обработка земли должна была производиться и ручными орудиями. Упряжными плугами работали, вероятно, владельцы больших участков, — более богатые жители. Рядом с этим владельцы небольших площадей должны были по необходимости довольствоваться более примитивными способами» [12].

Богатый урожай зависит не только от обилия полей и качества орудий обработки земли, он зависит и от постоянного ухода за землей, от ее культуризации. Болгары действительно постоянно работали над улучшением плодородия земли. Об этом свидетельствуют следующие факты: слой чернозема на месте болгарских полей намного толще, чем на соседних необрабатываемых участках. Такое могло сложиться только в итоге постоянного навоживания почвы. «Местность, которую занимал болгарский народ, — пишет А. Ф. Лихачев, — отличается лучшим качеством; или из всей Казанской губернии и замечательно то, что на местах, которые давно обращены в поля, слой чернозему несрав­нимо толще того, который представляется на новинах, так что нынешние поселяне очень мало заботятся об удобрении полей, конечно, на полях, вследствие постоянного переворачивания земли, чернозем скорее образуется от разложения корней и стеблей растений, нежели в лесу от листопада, который, не успев разложиться, снова покрывается свежими листьями, но упомя­нутая разница в толщах чернозема на полях и в лесах здесь так велика, что невольно заставляет приписывать теперешнее обилие чернозема в полях хорошему обычаю прежних обитателей страны удобрять поля аккуратно и последовательно». Эта добрая болгарская традиция доныне сохраняется у чувашей: они также стараются улучшить качество пахотной земли ежегодным вношением навоза. В. А. Сбоев оставил такие записи о чувашах: «всегда тща­тельно удобряет его (свой участок) навозом, который нередко даже покупает у соседних русских крестьян, свозит с своего загона каменья, проделывает на межах канавки для стока воды, или загон расположен по низменному или покатому месту. Очень естественно, что такая заботливость всегда, за исключением общенеурожайных годов, оканчивается счастливыми последст­виями и что у чуваш хлеб вообще родится лучше и в большем изобилии, чем у русских. Эту традицию чуваши восприняли от своих предков [13].

Исследователь также отмечает, что тюрки подушный надел земли называют словом «беляк», что означает «единицу территориального владения». Если сказать по-чувашски, то это будет надел земли, содержимый одним владельцем. Подушный надел земли чуваши называют «пилěк». Очевидно, и их болгарские предки подушный надел земли обозначали тем же самым словом. Таким образом, каждый подушный надел земли (пилěк) соответствовал отдельному хозяйству. Следовательно, сколько было наделов земли (пилěк), столько и было семейств, столько же было хозяйств. У болгар было 50 алмаков, или общин, следовательно, можно полагать, что отдельных земледельческих хозяйств у болгар было не более пятисот. Каждая община (алмак) обрабатывал свой надел земли (пилěк). Такой порядок был и у древних чувашей. Они лелеяли свои земли и обрабатывали их с большой любовью и старанием: Вот что писал по этому поводу В. А. Сбоев: «Чуваши делят свою землю на участки только после народной переписи и пользуются ими уже до следующей ревизии, если только в том или другом семействе не произойдет убыли. Таким образом, чувашенин смотрит на однажды доставшийся ему участок как на свою, по крайней мере, двадцатилетнюю неотъемлемую собственность и всегда тщательно удобряет его навозом.

М. П. Тинехпи считает, что наличие у болгар подушных наделов земли свидетельствует о том, что у них была собственность на землю; болгары смотрели па свой надел земли как на неотъемлемую собственность и считали свой участок пахотной земли собинкой (супинкке çěр). Чува­ши относились к земле точно так же, как и их болгарские предки.

На болгарских землях археологи обнаружили следующие детали пахотных орудий — наконечники, лемеха, резцы. Наконечники и лемеха небольшие, их длина не превышает 12 — 14 см. Видимо, плуги с такими наконечниками были легкими, и люди сами во­лочили их по пашне. Это были легкие ручные плуги. В Централь­ном чувашском музее хранится подобный плуг, однако, у него нет железного наконечника. Его доставили из д. Арабоси Батыревского района. С помощью этого плуга люди убирали картофель. Очевидно, и у болгар первоначально были легкие деревянные плуги, а плуги с железными наконечниками появились значительно позднее. Такими легкими плугами пользовались бедные люди, они обрабатывали свои небольшие земельные участки без применения тягловой силы скота, т.е. орали землю вручную.

На территории Болгарского государства археологи обнару­жили различные виды наконечников плугов и резцов. Иные до­стигают в длину 37, в ширину 30 см, другие имеют 35 см в длину и 29 см в ширину, а некоторые достигают 34—34,5 см в длину и 27 см в ширину. Они отличаются и по весу: есть наконечники от 7 до 12 и более фунтов. Если взять резцы, то в длину они достигают 40; 42; 55 или 60 см, а в ширину — 6,5; 7; 10 см, длина собственно режущей части колеблется в пределах 18; 19; 20; 30 см. Известно, что более длинные резцы предназначены для более глубокой обработки почвы.

Таким образом, выясняется, что у болгар были плуги разных видов — легкие и относительно тяжелые, с узкими лемехами и более широкими ралами, некоторые плуги были предназначены для легкой обработки, а другие — для глубокой обработки земли. Очевидно, разные типы плугов предназначались для обработки различных видов почв.

Полное представление о строении болгарских плугов можно получить при изучении старинных чувашских пахотных орудий [14].

Какова же была структура земледелия у болгар? По какой системе они обрабатывали землю и растили хлеб? На территории проживания болгар земля везде примерно одинаково благоприят­ствовала выращиванию зерновых культур, одинаковыми были климатические и иные условия. Поэтому земледелие среди болгар было единым, оно развивалось и закреплялось везде в едином русле, по единой системе. Среди болгар не было заметных разли­чий в культуре земледелия, да и не могли они возникнуть, так как болгарские племена развивались в тесной взаимосвязи друг с другом.

К IX в. на территории Болгарии повсеместно утвердилась паровая-зерновая система земледелия с трехпольным севооборо­том. Об этом красноречиво свидетельствует контингент возделы­ваемых культур, включающий рожь и яровые культуры — овес ячмень и др. Известно, что болгары осенью засеивали одно поле озимой рожью, другое поле засевалось весной яровыми, и третье поле оставлялось под пар — çěртме. Чувашское слово çěртме означает, что стерня после уборки урожая запахивалась под пар и там перепревала. Таким образом, выясняется, что болгарские земледельцы в IX в. строго придерживались паровой-зерновой системы земледелия с трехпольным севооборотом.

Уже в IX — X вв. среди болгар начинают появляться крупные помещики (çěр улпучě).

По-чувашски «çер улпучě», что означает «çер» - земля, «улпут» - богатый. Точный перевод по-русски – землевладелец. Чувашско-русский словарь дает определение «улпут» - барин, помещик (улпуçер) [15]. Вспомним высказывание шаньюя Модэ (209 г. до н.э. – император Империи хунну): «Земля – основа государства».

По арабским источникам известно, что; у болгар были и городские, и сельские поселения. В деревнях жили обычные крестьяне-земледельцы (хура халǎх). А кто же проживал в городах? В городах проживала довольно пестрая масса народа, и даже помещики-землевладельцы зимовали в городах. Об этом можно догадаться из известий Ибн Фадлана. Он пишет, что болгары зимой проживали в городах, а летом переезжали к своим нивам. Хазары тоже поступали таким образом. Они также весной переезжали из городов на свои поля и сады. Хазарский царь Иосиф, живший в X в., пишет: «В месяце Нисан (соответ­ствует месяцу апрель) оставляют хозары город и каждый отправ­ляется в свое поле и огород, который возделывает, ибо у каждого семейства своя вотчина, в которую они отправляются весело и радостно». Известное дело, сельские жители живут неразлучно со своими полями и огородами, только крупные феодалы-земле­владельцы могут себе позволить выехать на зиму в города. Так оно обстояло и в старину. И у болгар, и у хазар только лишь крупные феодалы на лето выезжали в свои вотчины, расположенные в сельской местности.

Самой большой площадью из всех феодалов владел царь. Цари болгарские не собирали зерна, но, тем не менее, имели много хлеба. Так, однажды, во время голода 1229 г., болгарский царь отправил в дар русскому князю 30 насадов с хлебом, болгар­ине купцы вывозили хлеб в русские княжества для продажи и тем самым оказывали великую услугу русским. «Болгары ... возили жита по Волге и Оке во все грады Русские и продавали и тем великую помочь сделали. Князь же болгарский прислал в дар к великому князю Юрию 30 насадов с житами, которые князь великий принял с благодарением, а к нему послал сукна, парчи золотом и серебром, кости рыбьи и другие изящные вещи, — пишет В. Н. Татищев в своем труде. «Насадами» назывались большие речные суда, вмещавшие немало зерна. Исходя из этого факта, надо полагать, что болгарский царь имел много пашенной земли, следовательно, у него было много наемных работников и рабов. Действительно, в Болгарах на базаре прода­вали в рабство невольников.

Очевидно, и другие землевладельцы содержали немало наемных работников и рабов. Богатые болгары, разумеется, не жили без наемных работников. О бытовании рабства в старину свидетельствуют и чувашские пословицы. Чуваши говорят: «На детей надеялся — совершенно ослеп, на прислугу надеялся — на один глаз ослеп». Еще говорят: «Все хорошее — от хозяина, все плохое — от работника» и т.п.

Исследователь также отмечает, что кроме зернового хлеба болгары возделывали и овощные культуры. Об этом свидетельствуют болгаро-чувашские заимствования, проникшие в свое время в венгерский, марийский, удмуртский и коми языки. К таковым словам относятся названия лука (сухан), свеклы (кǎшман), репы (çарǎк), огурца (хǎяр). Очевидно, культуру огурца древние болгары восприняли от арабов, ибо названия огурца в чувашском и арабском языках совпадают.

Далее, древние болгары любили культуру хмеля. Во время заключения перемирия с русскими, в X в., болгары, между прочим, упоминают в словах клятвы и название хмеля. По этому поводу А. Ф. Лихачев прямо замечает: «В том, что они разводили хмель, не может быть сомнения, если припомнить их клятву, записанную в летописи и произнесенную по случаю заключения мира с великим князем Владимиром: «Скорее камень начнет плавать, а хмель грязнуть (тонуть), нежели мы изменим договору».

Большинство болгарского земледельческого населения про­живало в деревнях. Ибн Даст (Ибн Русте) в начале X в., описывая сельские поселения болгар, в частности замечает: «В их селениях мечети и начальные училища…». Да и намного позднее, когда русские в середине XVI в. вторглись в Арские земли, они были немало удивлены частотой селений. «Тако же и дворы княжат их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойни и села часты», — записал в своем дневнике князь А. М. Курбский.

М. П. Тинехпи подводит итоги:

1) В IX—X вв. большая часть населения Болгарии было земледельческим. Болгары, по словам Ибн Даста, были пахарями, земледельцами.

2) Земледелие было главным занятием волжских болгар, и весь их жизненный уклад в течение года тесно переплетался с сезонными полевыми работами.

3) Болгары считали земледельческий труд благородным, священным и богоугодным.

4) Характер, умственное развитие и психический склад бол­гар постепенно развивались в русле земледельческого труда [16].

Выводы

1) Чувашский исследователь М. П. Петров-Тинехпи, опираясь на труды известных ученых обстоятельно (по-научному) изложил формирование земледельческой цивилизации древних болгар.

2) Болгарское наследие сохранили чуваши (болгаро-чуваши).

3) Болгарские земледельческие традиции продолжают бытовать у чувашей и в настоящее время (XXI в.).

Литература

1. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 19-36
2. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 26.
3. Чувашская литература – Чебоксары, 2007. – С. 5.
4. Чувашская литература – Чебоксары, 2007. – С. 6.
5. Гадло, А. В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. / А. В. Гадло. – Л., 1979.
6. Гадло, А. В. Там же. – С. 48-49.
7. Гадло, А. В. Там же. – С. 49-56.
8. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 27.
9. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 27.
10. Чувашская литература – Чебоксары, 2007. – С. 5.
11. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 30.
12. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 30.
13. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 31.
14. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 29.
15. Чувашско-русский словарь. – М., 1985. – с. 511.
16. Исследования по истории Чувашии и чувашского народа. Вып. I. – Чебоксары, 1997. – С. 33.