СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ 20-40 ГГ. XX ВЕКА О ЧУВАШСКОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ

 ТАФАЕВ Г. И.

СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ 20-40 ГГ. XX ВЕКА О ЧУВАШСКОЙ     ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ

Выл лишь ветер над тобою,

 Дождь лишь, плакал слезно

О твоей печальной жизни,

Что прошла без пользы...

Такова была недавно

 Женская судьбина.

Пусть не льются больше слезы,

Сгинь, тоска-кручина!

Михаил Сеспель

После 1917 года жизнь чувашского народа резко изменилась. Большевистская революция все стала менять на свой лад и по мере советизации общества многие писатели с чувством гордости стали писать и народах СССР. Сформировалась советская интеллигенция. Мы говорили, что до 1200 учителей подготовила Симбирская чувашская школа. В 30 г. XX века в Чувашской АССР появились свои высшие учебные заведения, которые активно участвовали в культурной революции.

В 20 г. XX века для чувашек было в диковинку выступать на 8 марта. Можем привести позицию писателя о 8 марта: «как сказка — не верится, понять трудно чувашке; а пойдет, по­слушает — и смеется радостная, счастливая:

— Хорошо женотдел!

И день 8 Марта по Чувашской области проходил при таком же участии женщин, как в передовых рабочих районах.

На собрания приходили все. Чувашки, на вид диковатые, не­грамотные, забитые трудом, выступали в прениях»

В очерке «Святая гора» (1926) об истории чуваш писал: «Так как Волга была великой исторической до­рогою, по которой двигалась Русь и по которой народы Азии дви­гались на Русь, то и ныне, начиная с Нижнего Новгорода, вы попадаете в смесь племен и народов: чуваши, татары, черемисы, киргизы, калмыки, персы — все это осколки исторической борь­бы народов за обладание Волгой, мирно сожительствующие те­перь с славянским племенем. Долгое соседское сожительство разноплеменных народов, их духовное взаимодействие отразилось, между прочим, и на волжских легендах, преданиях и сказках» [1].

Другой отрывок   написан в 1926 г. где говорится о восстании чуваш при Степане Разине. «Добро! В ночь переправу не затеет, а ночь скоро — к ноч­ному бою мы с него охоту скинули... Вот! Надень мою шапку, кафтан черный, коня бери моего и гони народ — чувашей, мор­дву; пущай перед Свиягой роют вал во весь город. В валу проло­мы для выхода боевого народу, прогалки, — у прогалок рогатки из рогатин и вил, железных на жердях, чтоб, когда свои идут ли, едут – рогатки на сторону! Чужие — тогда рогатки вдвинуть, занять им прогалки».

Позиция С. Разина «Гони народ – чувашей, мордву…» [2]. Получается, что не все хотели участвовать в различных восстаниях. Например, русские и чуваши Сундырьского - Исмелевского края отказались примкнуть к восставшим Емельяна  Пугачева.

Советский поэт В.В. Маяковский (1893-1930) о политике поддержки чуваш советского строя отмечал:

«Шедших этих в низкой двери встретил третий,

«Марш ваш, наш марш.

Я — чуваш, послушай, уважь.

Марш вашинский, так по-чувашски...»

Как будто годы взял за чуб я.

— Станьте и не пылите-ка!

Рукою своею собственной щупаю бестелое слово

«политика».

Народы, жившие, въямясь в нужду, притершись

Уралу ко льду, ворвались в дверь, идя на штурм,

на камень, на крепость культур.

Крива, Стоит коса, стоит [3].

Общество менялось и отрывок из рассказа «Разрыв-трава», автор – писательница Н.В. Чертова, говорит о прошлой жизни чуваш: «А в ночь приехал ко мне волостной комиссар. В избу не пошел, сели мы с ним у сарая. Лошадь Комиссарова так у него за плечом и простояла, как верная собака, — вот удивился я! Проговорили мы с ним всю ночь. Под конец я думал — запла­чу или с ума сдвинусь, столь ясно все предстало передо мной, как светлое солнце, — и моя жизнь, и твоя, Николя, жизнь, и Дегтева жизнь. Комиссар и говорит мне: «Объединяй всех бед­няков против богатеев...» Ну, ладно. Светать стало, ветром об­лака разогнало, гляжу, а мой-то комиссар — чуваш, скулас­тенький! Как обухом по лбу меня хватило. Знаешь ведь, как презирали наши богатеи чувашей? И грязные-то они, и сле­пые, и немаканые... Думаю: как скажу своим мужикам, что учить нас чуваш будет! Он ускакал, а я целый день на полатях проле­жал. В ночь собрал бедняков, тут мы поставили свою власть. Дружину организовали...» [4].

Историзм:

- презирали чуваш;

- они грязные;

- они слепые.

Следующий пример о грамотности чуваш из рассказа «Возвращение поэта». «Константин оказался в самом центре событий. Он весь как бы загорелся, был переполнен радостной энергией. Он выступал на собраниях, его меткие эпиграммы на учителей и злые кари­катуры ходили по рукам.

Дирекция не приняла петиции учеников и прекратила заня­тия с классом. Вскоре было объявлено решение, жестоко про­диктованное Казанским учебным округом. Все ученики первого класса в числе сорока человек объявлялись бунтовщиками и ис­ключались из школы без права поступления, в какое бы то ни было учебное заведение.

В неурочное время пришлось возвращаться Константину в Слакбаш. Отец встретил его хмуро: грамотный богатый крестья­нин, он учил своего сына, чтобы поддержать честь богатого рода, чтобы вырастить достойного наследника. Константин не оправ­дал его надежд...

Юный «бунтовщик» действительно по-новому, словно впер­вые, увидел родное селение: курные избы, согнутые нуждой пле­чи нищих селян, голодных ребятишек, молчаливых женщин, чьи глаза, съеденные дымом и трахомой, смотрели на него с горест­ным равнодушием. И вокруг всего этого — безбрежные, безрадост­ные просторы степи...

Константин всю весну и лето молчаливо работал в хозяй­стве, пахал, косил, столярничал» [5].

Конечно, в произведениях русских писателей не говорится о болгарском происхождении чуваш.

На то время болгаристы подвергались репрессиям, но вера чуваш в светлое будущее сохранилась. Чуваш верил в добро, честность, дружбу и свою хорошую историю. Чувашский поэт М. Сеспель «Памяти чувашского поэта Агахи» писал о вере чуваша:

Обнимают друг друга, жмут руки,

Возглас дружбы на всех языках.

Расплетись, оборвись, плетка муки,

Мы не будем отныне в рабах.

Край и мой подал голос на воле;

Знаю я: он не громок пока.

Неприглядно лицо, что кололи

Терном жгучим века и века.

Но терпенье его и страданье,

Сила духа измерь и познай,

И попробуй, попробуй тогда мне

Заявить, что бессилен мой край! (1921) [6].

Рассказ о К.В. Иванове опубликован писательницей в 1940 г. Автор с большой любовью и чувством гордости пишет о чувашском поэте: «Первая тысяча экземпляров «Нарспи», розданная ученикам Симбирской школы, двинулась  вглубь России, в глухие негра­мотные чувашские деревни. Долгими зимними вечерами учени­ки читали ее вслух в душных избах, наполненных молчаливыми селянами. И строки этих песен легко укладывались в памяти, просились на голос. Прошел год, два, пять лет — и «Нарспи» стала любимой песней народа: ее рассказывали и пели полусле­пые старики, никогда не слышавшие о Константине, ее звон­кими голосами читали дети, она в замусленных списках лежала, бережно охраняемая, на божницах, она путешествовала из избы в избу, проникала в самые далекие села, не знавшие не только о Константине, но даже и о существовании Симбирской чуваш­ской школы.

Чувашский народ, которому по воле царских чиновников была брошена, как подачка, безымянная книга, бережно подхватил ее и полюбил, как свое кровное, действительно им созданное, бесценное дитя. Народ, заблуждаясь, стал считать себя творцом «Нарспи».

Поэт не знал и не мог знать о судьбе своей поэмы. Он сидел в одинокой комнате, трудолюбиво согнувшись над рабочим сто­лом. Он успел подготовиться и блестяще сдать экзамены на зва­ние народного учителя в той классической гимназии, где когда- то учился Владимир Ульянов. Мечта о свободном печатном сло­ве часто одолевала его в бессонные ночи. И однажды, работая в столярной мастерской школы, он в свободные часы соорудил деревянную пишущую машинку...

Получив звание учителя, Константин разослал в разные места десятки прошений и с юношеской пылкостью принялся меч­тать о том, как он будет работать народным учителем. Но тщет­ны были эти мечты. Начальство предпочло промолчать: ведь это был Константин Иванов — бунтовщик!

Константин правильно понял красноречивое молчание на­чальства. Покорно склонив голову, он вернулся в свою рабочую комнату. Ему разрешено было преподавать только в опытных клас­сах чувашской школы, да еще лежал перед ним обязательный, гнетущий его душу, перевод Библии. Только теперь он почув­ствовал, как он устал, как подорвано его здоровье.

Весной тысяча девятьсот четырнадцатого года, измученный и больной, он уезжает в Слакбаш. «Кумыс меня поднимет», — говорит он родным, и глаза его, чахоточного больного, горя­чечно блестят...

В конце марта он скончался, не прожив и четверти века, не успев сказать и малой доли того, что предназначено ему было сказать его большим поэтическим талантом. Поэта хоронило все село, от мала до велика. Селяне горько плакали на его могиле. Это были друзья его детства, его юности и почти единственные свидетели создания «Нарспи».

Только в наши дни была, наконец, разрушена стена молча­ния между поэтом и его народом: с удивлением и радостью чу­вашский народ узнал, что любимая его песня «Нарспи» создана талантливым и юным его сыном Константином Ивановым» [7].

Чуваш получил новое дыхание. В рассказе В.И. Козина «Повесть многих лет» говорится об историзме чувашского народа. «Чувашский поэт Уйп Мишши — улыбчивый и скромный юноша — рассказал, как он плыл однажды на волж­ском пароходе. Ночью, когда освещенный пароход шел среди черных берегов, Уйп Мишши услышал из салона звуки рояля, зеркальные окна салона были закрыты шторами. То, что услы­шал Уйп Мишши, было ему так знакомо с детства, так до удив­ления близко, что он не мог не войти в салон. В пустом салоне отчетливо и непрестанно дрожали громадные стекла, за пиани­но, склонившись, сидела женщина и играла самой себе чувашские песни. Эти были песни высокие и просторные, как рожь под ветром, и жалобные, как вода в овраге. Старинные песни чувашей – повешенных бунтарей, заправославленных язычников, загнанных в леса землепашцев. Песни стесненного простора» [8].

Историзм по В.И. Козину:

- булгары-чуваши;

- язычники-чуваши;

- загнанные в леса;

- земледельцы – чуваши.

Следует сказать об особенной любви болгаро- чуваша к лесу.

1.     Лес спас чуваш в годы монголо-татарского ига.

2.     Лес кормил чуваша во все годы существования народа.

3.     Лес был не только кормильцем, но и Богом – Киреметем. Он любил чуваша, он кормил чуваша.

В чувашской легенде «Леший» М.Федоров отметил душу чуваша и душу леса. Они взаимподополняемы.

Слаб на зренье был старик,

К трубке закурить приник,

Не успел он рассмотреть —

Как собачью принял смерть,

Аргамаком был примят.

Дурень, сам же виноват.

 Пешим шляется зачем?

Сел на Лошадь — нет проблем.

 Ну, а где коня возьмешь?

Где пшеница и где рожь?

Коль нужда пришла в наш дом,

Мы с пудовкой побредем.

Чтобы подати внести —

Нам хушпу в заклад нести.

Землю мы сдаем в наем,

Озимь с корня продаем.

Породнившись с нищетой,

Покидая дом пустой,

Мы опять идем с сумой.

Портки Эндри со шнурком,

Да и лыко, да с лубком:

Так порою за селом,

За оврагом, за бугром

Разразится жуткий гром;

В новолуние, как черт,

Он неистово орет,

Страх наводит на народ.

***

Деток малых развлекая,

Долгий вечер коротая,

Сочинил же неспроста я,

Чтобы девки стих читая,

О замужестве мечтали,

Чтобы парни-грамотеи

 Псом завыть вдруг захотели.

Написал для посиделок

 Стих сей скрасить песней девок.

Под горой крутой и долгой

 Шелестит камыш у Волги,

На ветру стоит качаясь,

Низко над водой склоняясь [9].

Русские писатели и чувашские поэты взаимодополняли историзм чувашского народа.

- язычество;

- культ природы;

- культ дома (очага);

- культ предков;

- культ матери и детей.

Общее для всех:

- трудолюбие чуваш (земледельцы);

- непокорность чуваш (бунтовщики);

- вера в хорошее будущее;

- Куль красоты и любви к ближнему.

Русский писатель В. И. Козин о чувашской вышивке и истории (историзм писателя) утверждает: «Я видел «масмак» — женское наголовье — черное на крас­ном — работу графической точности, художественную выдумку, замкнутую в геометрические формы. Поясное украшение «сара», вышитое шелком с таким высоким мастерством, что было неза­метно, как оно сделано. Здесь человек достиг гениально сложен­ной простоты природы — поэзии природы. Поистине, он создал вторую природу — такую же обыкновенную, такую же естествен­ную, как кленовый лист, закат и божья коровка. Кто скажет, как они сделаны? Я видел женский набедренник «лаптака», вы­шитый сплошным узором — пространство, заполненное цвет­ным шелком, напоминающее миниатюрный ковер. Мешочек для рукоделия, тоже вышитый сплошь в благородном сочетании цве­тов золотого и красного. Написанное украшение замужней жен­щины «сорпан» и наплечники «халчи», с рисунком длинных ли­ний и полос, с неожиданным подбором красок. Это было ста­ринное искусство — подбирать и располагать нити цветного шелка. Некоторые вышивки поражали высоким и подлинным чувством цвета. Вы смотрите на эти вышивки — и вами овладевают вос­торг и благодарность к народу за смелость и тонкость, с каким он подобрал трудные цвета. На некоторых старинных вышивках я наблюдал ту предельную точность рисунка, какую можно ви­деть на картинах великих итальянцев и какая создает особо тон­кую величественность целого. Вспомните вырисованность каждо­го кудрявого волоска на голове младенца неподражаемой «Ма­донны Литта» Леонардо да Винчи.

Современный чувашский узор — это копия деталей древнего узора. В цветных узорах и их сочетаниях проявился характер на­рода: смелость, точность в работе и благородное чувство меры, называемое в отношениях между людьми достоинством и скром­ностью.

Чуваши в прошлом — бунтари и бурлаки. Загнанные в леса безграмотным и диким российским капиталом, потерявшие землю и воды, они спасали остатки своей жизни тяжелым и страшным трудом. Они корчевали дубы и березы и питались на клочьях земли, освобожденной от глухой заросли столетий. Они становились  трудолюбивыми рабами своих лесных парцелл, навозными жуками в своей невольной земельной ограниченности.

Земля была проклятой. Голодные рабы земли уходили на Вол­гу бурлаками — рабами чужих барж, белян и расшив. Российский капитал в поддевке и сапогах со скрипом, исправник в тугом во­ротнике, православный поп с нарядной бородой, свой чуваш­ский кулачок-скопидом, от великой жадности топивший избу со­ломой, лесная земля и одинокий труд — все обманывали чува­ша. Чуваш жил. Это была жизнь, пропахшая обильным мужи­чьим потом, среди великой тесноты и вечных обид, жизнь в темных хатах, где мокли мочала, дети и телята. Вся дореволю­ционная история чувашского народа есть история бед и наси­лий, история долгого одиночества в лесу и овраге. В поэме «Ле­ший» (Арсюри), написанной в 1879 году, изображается бед­ственное положение чуваша, который на кляче заблудился в бесконечных оврагах Чебоксарии. Вот образ народа-неудачни­ка. По сатирической силе он принадлежит к одному из самых сильных и мрачных художественных образов. Сколько на про­сторах бывшей империи было таких неудачных, лишних наро­дов, проклинавших свое рождение?.. Я не знаю ничего более великого во всей истории человеческой мысли, чем мысль философа о том, чтобы изменить лицо мира и ничего более великого в истории человеческих деяний, чем дело освобож­дения земли, возвеличения труда и достоинства человека — дело наших дней…» [10].

Историзм:

- чувашский узор – история народа;

- чуваши – болгары;

- чуваши – бурлаки;

- загнанные в леса;

- потерявшие землю – малоземелье;

- тяжелый и страшный труд;

- трудолюбие;

- корчевали дубы и березы (в 1700 г. в Чувашском крае было 70% лесов, а в 2014 г. – осталось 33% лесов).

- трудолюбивые рабы;

- навозные жуки (трудолюбие);

- земельная ограниченность;

- все обманывали чуваша.

В рассказ «Люлька» автор говорит об истории чувашского человека.

1. «Первую зрелость взглядов, мыслей и чувств Ва­силии Иванович приобрел в Гражданскую войну. Он родился в семье обыкновенного чувашского бедняка, жизнь которого на­поминала овраг. Отец был так беден, что каждая, даже прозеленевшая от старости, копейка казалась ему золотой, он не мог истратить ни одной копейки, его телега не скрипела, а ревела на все окрестные овраги и деревни, деготь был для него невоз­можной мечтой, он ловил полевых мышей и жирными мы­шами смазывал скрипучие бедняцкие оси» [11].

2. «Человечек оказался комендантом Камышина. Когда Волжско-Камская военная флотилия взяла Камышин, на берегу стояла виселица; висели трое двое мужчин, посередине — женщина. Вешал их «свои парень в доску». Его закопали под виселицей.

Женщина на виселице была совсем молодая, грудь ее недав­но созрела; она висела полуголая, меж двух дородных матросов на одной с ними перекладине. Ступни ее ног были удлинены и розовы».

3. «Девушка — чувашка, которую Василий Иванович полюбил навсегда, обликом своим была похожа на эту строгую, нежную женщину; в своей мужественной памяти Василий Иванович пре­данно хранил ее горький, страстный образ».

«Хороша, весела Волга у Василия, вечные дубравы широко зеленеют на берегах невеликой Суры, и незабываемая стерляжья уха на закате среди скошенных трав. На прибрежном лугу, у дуб­равы, Василий Иванович познакомился с чувашкой Савьи; она была единственной дочкой старого, яростного, насмешливого чуваша Тилли — что значит Лисица — рыболова, охотника, пес­нопевца, шута, знахаря-йомзя. Старик промышлял всеми оду­шевленными дарами природы; ему была близка и понятна бес­конечная мечта народа о сытой, справедливой жизни, его свет­лая страсть веселиться, подсмеиваться. Старик, как бог знал, свой народ, ловко умел веселить его вечное сердце игрой на пузыре, песнями о великом и о смешном, лукавыми рассказами, соблаз­нительными сказками; старик сам придумывал их и не обижал­ся, если сказки его получались иногда более забавными, чем мудрыми, и над ними смеялись: старик любил веселые лица, он знал отменно, что смех отличает человека от зверя.

Дочь Лисицы-йомзи тоже была игрива, насмешлива, но по- женски неприметна; для чувашки была она высокого роста, с нарядными, длинными волосами пшеничного цвета и знойны­ми глазами, деловитая, проворная. Она стала женой Василия Ивановича, когда кончилась Гражданская война. Молодые ни­чего не боялись, учились, работали в разных селах и городах, не уставали верить,     любить и были счастливы, как и их дети» [12].

Жизнь чувашского народа продолжалась. К сожалению, за 25 лет чуваш потерял из-за ассимиляции до 500 тысяч своих сограждан. Вопреки таким процессам, которые захлестнули чувашское общество в конце XX – начале XXI веков чувашский народ продолжает верить в свое хорошее будущее.

4. «Мальчонка назвали Олендеем, в честь прадеда — великого солдата и бунтаря: Олендей — прадед был николаевским солда­том, награжден крестами и медалями за Отечественную войну и взятие в 1814 году Парижа: язычник, он принимал присягу на палашах: вступающим в военную службу некрещеным язычеству чувашам вместо присяги давали посоленные куски хлеба концами двух палашей, сложенных крестообразно. В 1842 году прадед был одним из зачинателей картофельного бунта; за это был лишен орденов и сечен шпицрутенами пятьсот раз.

Правнук Олендей при рождении весил четыре килограмма, врачи говорили, что это норма для лучших детей нашего време­ни. Олендей звучно, с удовольствием сосал грудь матери, рос­кошно спал, как спящий царевич, но требовал, чтобы ему было всегда просторно; в остальное время болтал ногами, удивленно рассматривал их, наблюдал за посетителями и сам себе улыбал­ся. очень довольный, видимо, тем, что родился после войны.

—               Люлька, — так называла его для краткости и удобства пе­вучая, сладкая, рыжеватая мать, — ты, мальчишка, тянешь из меня все силы!

—               Угу! — отвечал Люлька, на минуту оставляя вздернутую грудь, и смеялся, потом торопливо начинал опять сосать.

—               Весельчак растет! — говорил влюбленный отец, целовал, куда попало, крупного, гладкого сына, и сын заливался смехом.

Когда ему исполнился год, стала ясной его будущая жизнь: он был обжора, драчун, весельчак.

—               Олендеевский род, — говорил довольный отец, — весь в меня и в прадеда, неистребимая жизнь!

—               Нет, он больше в деда Тилли, будет сказочником, стрел­ком, всех пересмешит!» [13]

Жизнь чувашского народа продолжается и в XXI веке. Да будет так- говорят  старые чуваши.

Литература

1.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.219.

2.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.219.

3.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.222.

4.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.225.

5.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.229.

6.     Сеспель М. Отныне. – Чебоксары, 2006. – С.83.

7.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.234-235.

8.     Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.235-236.

9.     Федоров М. Леший. – Чебоксары, 2000. – С.31-32.

10.            Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.238-240.

11.            Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.241.

12.            Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.243.

13.            Русские писатели о чувашах. – Чебоксары, 2009. – С.251-252.