Тафаев Г.И.
Фантастика и домыслы в псевдолетописи
«Сеида Джагфара»
Искажение истории в данной летописи доходит до абсурда. На 1681 г.
никто не говорил о Болгарских землях или Булгарии. Никто не ставил целью
воссоздание Булгарского государства – Болгарии. Очаги сопротивления татар были
подавлены в 50-80 гг. XVI века. «Черемисские войны» завершились поражением
мусульман бывшего Казанского ханства. Идея восстановления независимости Казани,
высказывались в годы «Великой смуты». В тексте «лжекниги» утверждается «В 1681
году сеиду Джагфару удалось поднять в Булгарии освободительное восстание с
целью восстановления независимого Бултарского государства. Но после поражения
от царских войск под Мензелинском в 1683 году он был схвачен булгарами,
предавшими народ, и выдан русским властям. Дальнейшая судьба этого выдающегося
булгарского деятеля нам неизвестна, а также судьба бахши Имана».
Нам чувашам понятно, что история болгар присвоили
мусульмане – татары. В «летописи» отмечается, что герои булгарских мифов живут
в легендах, сказках, обрядах и поэмах. Булгарские по происхождению названия
городов Казань (Газан), Хлынов
(Колын), Набережные Челны (Яр Чалы), Елабуга (Алабуга), Самара (Самар),
Симбирск (Симбир), Саратов (Саратау), Царицын (Сарычин), Харьков (Харька),
Полтава (Балтавар), Курск (Хурса), Тюмен (Тюмэн), Омск (Омек), Пенза
(Кибензаи), Воронеж (Борын Инеш) и другие напоминают о былом Булгарском
государстве. В книге Кул-Гали упоминается слово Симбир, что согласно легенде
означало добрый дух света, рожденный Солнцем в виде фантастической птицы,
принесшей Земле тепло и олицетворяющий женскую красоту, семейное счастье очага.
Переводы,
кончено, не болгаро- чувашские (на болгаро- чувашском языке R- языке говорило население Волжской Болгарии), а
татаро- кыпчакские (по- чувашски Казань – Хусан).
Многие
болгаро-чувашские легенды сохранили чуваши, многие легенды переняты татаро -
кыпчаками от ассимилированных и исламизированных ими чувашей.
· Мы говорили, что
Кул Гали не является болгарским поэтом, а жил и творил в Золотой Орде и писал
на Z- языке (огузском).
· Симбирск
переводится не как очаг, а является этническим термином сувар (савир –чуваш).
· Часть названий
городов имело болгаро- чувашские названия, а после 1236 г. происходит наложение
татаро-кыпчакской топонимики.
Обратим внимание на болгаро-чувашские легенды (по В.Д.
Димитриеву). В легендарных преданиях повествуется, что по прибытии на Волгу болгаро - чуваши жили на левобережье Волги,
по Каме, а также на правобережье—по реке Свияге и ее притокам. С мест
первоначального обитания они расселялись в северном и западном направлениях,
передвигаясь вслед за волком, оленем, быком, коровой, лошадью, овцой, козой.
О древней жизни чувашей и их расселении крестьянином
дер. Больших Крышков Ф. Алексеевым в 1905 году записано следующее предание: «В
старину чуваши как ныне на одном месте, устраивая постоянные поселения с
жилищами и надворными постройками, не жили. Они выбирали удобные места с
лесами, лугами и ровными полями, пригодными для возделывания хлебов. На таких
местах они прокармливали себя, занимаясь земледелием и скотоводством. Как
только земля становилась неплодородной, они переезжали на другое место. Так,
кочуя с места на место, они коротали свой век». На левобережье Волги, говорится
далее в предании, жили три родных брата: старший Пичура, средний Айдар и
младший Чинкей (по другому варианту — Кугей). Они жили в местности,
называвшейся Каркан-карк. Обитавшее
здесь племя язычников называлось
крапляк. Братья происходили из этого
племени. Эти три брата содержали большого быка, который пасся свободно, уходил
с их стойбища на две-три недели и опять возвращался к хозяевам. Однажды бык не
показывался более месяца. Хозяева забеспокоились и пошли на поиски.
Долго-долго искали они быка и обнаружили его в волжской долине, на лугах.
Братья решили жить там, где остановился бык. Отсюда бык не уходил. Пичура,
Айдар и Чинкей выкорчевали лес и начали обрабатывать землю. Здесь бык пробыл
три года и в один прекрасный день переправился на правый берег, отошел верст
на десять и остановился близ реки Большой Аниш у возвышенности, откуда били
два ключа. На возвышенности — лес, внизу- обширные луга. Братьям местность понравилась.
Здесь бык задержался на несколько лет, но затем тронулся в западном
направлении. Братья посовещались и решили: не уходить всем за быком, одному
из них остаться здесь же. Согласился
остаться младший брат Чинкей. Он основал деревню Кугеево
(по-чувашски Чинкейкассы, ныне
называется Чанкасси). Бык,
отойдя верст на семь, остановился у сильного ключа. Здесь обосновался Айдар
(возникла деревня Айдарово). Затем бык перешел на две с половиной версты на
северо-запад к другому ключу, где Пичура основал деревню Пичурино (ныне село
Бичурино Мариинско-Посадского района).
В дер. Подлесной Цивильского уезда в 1904 году записано
такое предание: «От берега Волги приехали три человека верхами: Турмыш, Бузай,
Тимяш, и положили они уговор: «У кого лошадь, где остановится, не двинется с
места, он должен остаться там». Так братья основали селения Подгорные Тимяши,
Подлесную (здесь поселился Бузай) и Турмышево.
Старики-чуваши в 1837 году рассказывали, что село Штанашево Курмышского уезда «получило название свое от
имени одного из семи братьев, родоначальников присурских чувашей,— Штанаша...
Семь братьев из чувашей пришли от берегов Волги к курскому лесу. Одного из них
звали Четай, другого — Хоршеваш, третьего— Атай, четвертого—Штанаш, пятого—Роскильд, шестого – Ходар, седьмого – Торай. Все они
были женатые и семейные». Так как всем семерым вместе жить было неудобно, они
начали рассуждать, как бы им разделиться и каждому иметь свою землю, свою
собственность. «Думали, думали и наконец, решили: Ты, Четай, имеешь сужеребую
кобылу,— погоняй ее, и иди за ней с семейством; где она ожеребится, там ты
построишь себе избу пюрть и
Вудешь жить с семейством; а земля, которую пройдет твоя кобыла, будет твоей
землей». Таким образом обрели себе земли и поселились Хоршеваш, идя за козой с
прибылью, Атай — за суягной овцой, Штанаш — за стельной коровой... Каждый из
них шел за беременным животным- От этих братьев, по преданию, возникли селения
Красные Четаи (у Четая волосы были рыжие, поэтому его селение назвали Красным),
Хоршеваши, Штанаши, Старые Атаи, Раскильдино, Ходары, Тораево, ныне входящие в
Красночетайский, Аликовский, Шумерлинский и Моргаушский районы.
Предание, имеющее отношение к расселению чувашей,
было зафиксировано в середине XIX века В. А. Сбоевым в северных районах Чувашии
(в Чебоксарском или Цивильском уезде): «У здешних чуваш есть предание, что
предки их очень много лет тому назад пришли с юга: из-за Симбирска».
Широко распространенный в чувашских легендах и
преданиях мотив о переселении за животным встречается в фольклоре многих
тюркских народов (каракалпаков, башкир и др.). Такие предания нисходят к
гуннской эпохе. Так, тотемом у шаньюйского рода гуннов был бык. Некоторые
этнические подразделения уйгур, связанных происхождением с гуннами, сохранили
название тотема бык «огуз» в своем этнониме. Византийские историки VI века
Прокопий Кесарийский и Агафий приводят
легенды о том, как охотники гуннских племен кутригуров и утригуров, которых
сближают с болгарами, за серной перешли вброд через Меотийское озеро (ныне
Азовское море), считавшееся непроходимым. Кутригуры и утригуры сочли, что серна
указала им путь на запад. Они перешли через озеро, разгромили и отогнали готов
на запад, сами продвинулись на Дунай и в пределы Византии. Затем утригуры
вернулись в Приазовье. Такую же легенду приводит и готский историк VI века
Иордан. Современные историки считают, что серна указала болгарам Аспаруха путь
к дунайским землям. Аналогичная легенда бытовала и среди венгров, причем в ней
упоминаются белары (болгары).
Приведенные нами чувашские предания и легенды созвучны
историческим и археологическим свидетельствам о том, что тюркоязычные предки
чувашей — болгары и сувары (сувазы) со II—III до VII—VIII веков обитали на
Северном Кавказе, в прикаспийских и приазовских степях. Переселившись в
Среднее Поволжье, они заняли Закамье, широкие полосы левобережья и правобережья
Волги, бассейн Свияги, заселили юго-восточную и восточную части Чувашии, стали
продвигаться в Присурье (северо-западную часть Чувашии они полностью заселили
после монголо-татарского завоевания), постоянно вступая в этнические контакты
с финнo-угорскими, прежде всего марийскими, племенами.
Между прочим, в ответе на анкету Н. В. Никольского,
присланном неким Я. Стекловым из дер. Хорн-Кукшум Ядринского уезда в 1912 году,
сказано: «О происхождении чуваш объясняют, что они прежде были болгары»,
которые «были разделены на несколько племен... Было между этими племенами одно
племя очень смирное, покорное,
не любившее воевать понапрасну Другие племена стали их звать йаваш-чаваш... Плея чаваш не воевало,
не любило воевать, поэтому оно оставалось целым; потом остатки истребленных
племен присоединялись к этому племени, и вследствие этого это племя умножилось,
а другие племена со временем совсем исчезли». В этой записи, с одной стороны,
проявляется широко распространенная народная этимология этнонима чаваш от йаваш «смирный», с другой —чувствуется и некоторое влияние
книжных исторических знаний. В преданиях есть и указание на то, что чуваши прежде
назывались сиваш.
На Северном Кавказе, в Суварском и Болгарском
объединениях, затем в Волго-Камье в VIII—IX веках, предки чувашей жили в условиях
строя военной демократии, предшествовавшего классовому обществу. Шел процесс
классообразования, но классовые противоречия еще выражены слабо. «Военный вождь
народа — rex, bаsileus, thiudans — становится необходимым, постоянным должностным лицом,— пишет Ф.
Энгельс.— Появляется народное собрание там, где его еще не существовало.
Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества,
развивающегося в военную демократию. Военную потому, что война и организация
для войны становятся теперь регулярными функциями народной жизни. Богатства
соседей возбуждают жадность народов, у которых приобретение богатства оказывается
уже одной из важнейших жизненных целей».
К периоду военной демократии, или к героической эпохе,
в истории предков чувашского парода относится легенда об Атл-батыре. В рассказе
М. К. Сеспеля «Дети леса» чуваши поют о том, что в давние времена у них был
храбрый герой Атл-батыр, который погиб в бою и похоронен в «золотом гробу, да
на дне морском». В легенде, записанной Н. И. Егоровым, Атл выступает храбрейшим
вождем (патша) чувашей,
защищавшим их от врагов. В последнем бою он на белом коне вторгся во вражеское
войско и острым мечом косил врагов. В него враги пускали сотни стрел, которые
втыкались в его щит. Семь раз меняли воины щиты Атла, и каждый раз щит со
стрелами с трудом поднимали семь воинов. Как стали менять в восьмой раз,
вражеская стрела намертво сразила героя, попав в его сердце. В честь своего
вождя чуваши самую большую реку назвали Атл (так называется по-чувашски Волга).
Примечательно, что в армянском атласе VII века река Волга называлась Атл.
Представляется, время военной демократии отражает
широко распространенная легенда о Темене (Чемене), зафиксированная в нескольких
вариантах. Приведем один из них, опубликованный еще в 1900 году: «Прошло то
благодатное время, рассказывает чувашская легенда, когда чуваши под
покровительством Теменя, великого полководца и премудрого правителя, пользовались
всеми благами природы. Темень был муж великой силы, владевший всей премудростью...
При нем чувашей не смел, обидеть ни
один лютейший враг. ...Ободряемые и воодушевляемые
примером своего полководца, они нападали, на какого угодно неприятеля, бросались
на какую угодно опасность. Даже и женщины чувашские тогда были обучены военному
искусству, носили, как и мужчины, военные доспехи и шлемы и сражались наравне с
мужчинами, в воспоминание чего и по настоящее время носят шлемообразные головные
уборы. Темень владел непостижимыми тайнами, стоял он без всякого вреда под дождем
вражеских стрел и копий. Прекрасный правитель был Темень, отечески
заботился о чувашах, с
охотой умиротворял враждующих
чувашей и судил справедливо. И было тогда у чувашей всего вдоволь: и скота, и
хлеба, и меда. Но человек не вечен, пришло время умирать и Теменю. Перед смертью он
собрал чувашей и
говорит им: «Друзья, братья и
сестры! Благодарите бога, довольно пожил я с вами, старался всячески о вашем
благополучии, не жалея ни сил, ни здоровья. Пришло теперь время мне оставить вас и отойти в иной мир;
живите вы дружно и мирно, вместо же меня изберите храбреца, готового за вас на
все опасности». Чуваши стали плакать и умолять Теменя не покидать их. В
утешение им он сказал: «Совсем я не покидаю вас; наступят для вас дни страдания
и нужды, тогда вы обратитесь ко мне, и я
избавлю вас». В одно прекрасное время чуваши, порядочно выпившие
медвяного кваса, заспорили о том, явится Темень или нет. Одни говорили, что в
дни невзгод Темень явится, другие — нет. Неблагоразумные предложили сделать
опыт. Предложение было принято, и опыт сделан. Вот чуваши вышли и давай
кричать: «Темень, спасай нас, погибаем!» О диво, о ужас! С горы съезжает Темень
со всей свитой: как лунь седой, высокий, широкоплечий, на сивом коне. Подъехал
к спорившим чувашам, посмотрел кругом и не увидел никакой опасности для них.
Тогда в пылу негодования за напрасное беспокойство он гневно сказал чувашам:
«За то, что вы меня тревожили напрасно, вы будете просить и умолять вечно, но
тщетно: более к вам я не явлюсь». Сказав это, он
скрылся. И теперь чуваши призывают Теменя в своих молитвах, приносят ему жертву,
но все напрасно».
Легенда эта символична: военачальник, вождь союза
чувашских племен Темень перестал защищать народ — пора военной демократии
прошла. Грабительские войны, как указывал Ф. Энгельс, усиливали власть
верховного военачальника и подчиненных ему военачальников. Вначале они
избирались, но постепенно эти должности становились наследственными. И они присвоили
публичную власть. Возглавляемые ими бывшие родовые органы регулирования
народной жизни превратились в органы господства и угнетения. Возникло
государство. Главным условием возникновения классов и государства явилось
развитие производительных сил, появление прибавочного продукта — некоторых
излишков сверх прожиточного минимума людей, и эти излишки стало возможным
накапливать, превращать в экономическую основу классового господства и
угнетения. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный,
политический и духовный процессы жизни вообще.
В легенде о Темене говорится, об участии в сражениях
и чувашских женщин. В чувашском фольклоре известны предания об отважной чувашской женщине Юраке, или Чумаре,
ходившей предводительницей войск и жившей тысячу лет назад. Не говоря о
древнейших временах матриархата, в более близкое время участие женщин
(амазонок) в войнах было
характерно для североиранских
племен сарматов, обитавших в конце I тысячелетия до
нашей эры — начале I
тысячелетия нашей эры на Северном Кавказе, Нижней Волге и в Южном
Приуралье. На Северном Кавказе с ними долго соседствовали и смешивались предки
чувашей. Возможно, как следствие влияния сарматов, у предков чувашей в I
тысячелетии нашей эры были женщины-воительницы. Арабский путешественник Ахмед
ибн-Фадлан, побывавший в Волжской Болгарии в 922 году, сообщает, что у болгар
женщины находятся на равном с мужчинами положении (рядом с болгарским царем —
йылтываром (эльтебером) сидела его жена, у болгар не было затворничества
женщин). Другой арабский путешественник, Абу Хамид ал-Гарнати, посетивший
волжских болгар в 1135—1136 и 1150 годах, сообщает легенду о высокой
женщине-болгарке, убившей своего мужа Адама, одного из сильнейших мужчин
Болгара: «она прижала его к своей груди и сломала ребра, и он сразу умер».
Арабский автор XI века ал-Бекри город амазонок локализует вблизи от руссов и
сообщает, что амазонки «ездят верхом и лично выступают на войну и обладают
смелостью и храбростью». А на карте фра-Мауро 1459 года территория Чувашского
Поволжья названа Амазонией (к слову сказать, на месте Чебоксар изображен город
Веде-Суар).
На рубеже IX—X веков в Волго-Камье образовалось Болгарское
государство. Значительную часть населения в нем составляли предки чувашей. Предания сохранили
воспоминания о городах Болгаре, Суваре, Биляре и других, о занятиях населения,
классовом неравенстве, о царях, правителях, военачальниках.
В предании, записанном в 1911 году, сообщается, что в
древности у чувашей был царь. Он жил в городе, расположенном у слияния Камы с
Волгой. Теперь этого города нет. Кузнечихинское городище только чуваши называли
Суваром. По преданиям, Сувар являлся болгаро-чувашским городом. Он был обнесен
дубовой стеной. В нем стояла конница болгарского царя. Жители города занимались
ремеслами и торговлей. В дер. Черемушка Билярского района Татарской АССР в 1936 году
записано такое предание: «В десяти верстах от нашего селения находится деревня
Биляр. В старину там был город. Говорят, он являлся столицей чувашей. Вокруг города был вырыт ров. Его следы
заметны и ныне». Далее сообщается о разгроме города захватчиками.
Во время весеннего праздника уяв чувашский царь, по преданию, объезжал свои владения,
встречался со своими подвластными. На высоком шесте развевалось царское знамя,
а чувашские общины вывешивали сурбан (белую женскую головную повязку с
вышивками). Царь принимал от общинников дары. Во время встречи с царем проводились
моления, игры с
песнями и плясками. Предания
называют имена чувашских царей
Алмыша и Нухрата.
Чувашские цари, согласно легендам, опасаются великанов-улпов,
служивших им и одерживавших победы над врагами. Цари боялись, как бы улпы не
захватили у них власть, не сместили их. Однажды царь заблудился с войском в
дремучем лесу. Крестьянин-улп Батырбю, увидев царя и войска, перенес всех на
берег Волги. Царь пригласил Батырбю в свой дворец в гости. Царь узнает, что у
Батырбю есть любимая девушка Ырби (Добрая). Царь, боясь Батырбю, заточил его в
темницу-подземелье, а Ырби привел к себе. Она не согласилась стать наложницей
царя и также была отправлена в темницу. Здесь она забеременела и была выпущена
на волю. У нее родился сын-великан, который освободил отца.
Улпы забывали обиду и в часы опасности, нависшей, над
родиной, выступали в ее защиту. Так Марка-улп и его соратники, находившиеся
вдали от родины, на Золотой горе, узнав, что город Болгар окружен врагами и
истекает кровью, прилетели (улпы могли и летать) в Болгар и очистили его от
неприятеля. Турский царь напал на суварского царя. Последний послал гонца за
Улпом. Однако его дома не было. Тем временем турский царь разгромил Сувар:
сжег дома, перебил и пленил много людей, награбил немало ценностей и увел
скот. К возвращению Улпа враги праздновали победу за городом. Улп рассердился
на горных героев Торхана, Пешкана, Чопантана и Машока за то, что они не защитили
город от врага. Он кинул названных героев на вражеское войско, и над ним
образовались горы, схоронив всех врагов под собой.
Улпы не только воины. Они участвуют и в управлении. У
царя Нухрата скончался старший абыз (управляющий). Чтобы выявить самого умного
человека, царь объявил состязание на сообразительность. Мудрейшим оказался один
из улпов, и он был назначен старшим абызом страны.
Подобные легенды о великанах-улпах были широко
распространены еще в Волжской Болгарин. Болгарский царь Алмуш рассказал в 922
году секретарю Багдадского посольства Ахмеду ибн-Фадлану о приплывшем по
Волге великане ростом в 12 локтей (около 5 метров), с головой как самый большой
котел, и о казни им этого великана. Абу Хамид ал-Гарнати, араб из Гренады,
побывавший в Волжской Болгарии в 1135—1136 и 1150 годах, рассказывает, что он
видел в Волгаре «высокого человека из потомков адитов, рост которого больше
семи локтей, по имени Данки. Он брал лошадь под мышку, как человек берет
маленького ягненка. А сила у него была такая, что он ломал рукой голень лошади
и разрывал мясо и жилы, как другие рвут зелень. А правитель Булгара изготовил
ему кольчугу, которую возили на повозке, а шлем для его головы, как будто
котел. Когда случалось сражение, он сражался дубиной из дуба, которую держал в
руке, как палку, но если бы ударил ею слона, то убил бы его. И был он добрым,
скромным... И не было в Булгаре бани, в которую он мог бы войти, кроме одной, с
большими дверями, и он ходил в нее... И была у него сестра его е роста, я видел
ее в Булгаре много раз». Разумеется, ал-Гарнати не видел великана и его сестру.
Он слышал лишь легенды о них. Поразительно то, что в приведенном рассказе и
чувашских легендах об улпах совпадают многие мотивы и детали: и улпы брали
лошадей под мышку, выдергивали дубы и сражались ими, используя как дубины, и голова
у них, как большой котел. Ал-Гарнати же пишет: «...И остались эти великаны в
земле булгар и башкирд, там и находятся их могилы». Он, несомненно, имеет в
виду курганы, которые чуваши называют улап
тапри—« могилой великана».
Предания о болгарском времени, в отличие от легенд,
отличаются большей историчностью. «Черемисы, мордва, чуваши - болгары
составляли прежде одно государство,— говорится в предании, записанном в 70-х
годах XIX века от чувашского крестьянина И. Артамонова в селе Тюрлема
Чебоксарского уезда.— У них был свой князь. Столичный город был на берегу Волги,
где теперь стоит Верхний Услон; тут жил болгарский князь». Согласно другому
преданию, «разноплеменные народы, находившиеся под управлением болгарского
князя, жили мирно и вели торговлю с соседними народами».
Предания сообщают и о чувашских князьях и торханах,
владевших и управлявших соплеменниками. Согласно преданиям, территорией, на
которой в конце XIX века были размещены Верхне-Тимерсянская волость,
заселенная чувашами, западные части Нагаткинской и Ново-Никулинской волостей
Симбирского уезда, в XI или XII веке владел чувашский
князь Кучум. На этой территории были два городка круглой формы, остатки которых
были заметны еще в конце XIX столетия. В 1797 году землемерами при проведении
генерального межевания в селе Малый Сундырь Козьмодемьянского уезда от
чувашских крестьян было записано предание о том, что в городище, сохранившемся
в дачах села, «жительствовал во время существования Булгарского государства
ордами управляющей в означенных по-лестинах (то есть местностях.— В. Д.) владетель».
Широко распространены предания о торханах, управлявших
чувашами. В преданиях допускается идеализация этой группы феодалов времени
национальной независимости предков чувашей. «Назад тому около тысячи лет жили
среди чувашей торханы... Весь народ подчинялся их воле... Торханы строго
наказывали провинившихся, а сами должны были учить народ правде и заставлять
приносить животные жертвы; в начале же лета, перед жнитвом, торханы обязаны
были лично совершить жертвоприношение, к которому собирался весь
чувашский народ... Торханы жили в разных местах, оттого во многих местах есть
«торханские» луга или поля». «По рассказам здешних чуваш,-писал С. М. Михайлов
в 1852 году,— в древние времена были у них особые наездники, называвшиеся
торханами, которые, будучи вооружены стрелами, разъезжали верхами... нападали
на неприятелей и прогоняли их из своих пределов. Таким образом, торханы сии, по
словам чуваш, вытеснили будто бы в одно время какого-то беглого вельможу,
укрепившегося в лесах их с шайкою и грабившего и разорявшего чуваш: наездники
торханы вооружились против него, напали на него и прогнали его из своей
Чувашской области». Следовательно, торханы, согласно преданиям,— и местные
правители, и служилые люди.
В болгарском городище Хулаш близ села
Кошки-Новотимбаево Буинского района Татарской АССР, согласно преданиям, жили
чувашские улбуты (феодалы).
О том, как обращались чувашские феодалы с крестьянами,
можно судить по преданию, записанному в селе Сугуты Батыревского района — на
территории, заселенной болгарами-чувашами с IX века. Здесь имелся замок
чувашского пуяна (богатея, феодала). У него было три сына и дочь Савтеби. После смерти отца сыновья укрепили замок, окружили его
рвами и собрали воинский отряд. Они начали неимоверно угнетать черный люд,
издеваться над ним. Грабили людей, убивали, уводили к себе девушек. Иссякло терпение народа. Крестьяне напали на
замок, но не сумели проникнуть в него. Савтеби любила отважного крестьянского
парня. А он был с восставшими. По его просьбе Савтеби указала повстанцам
подземный тайный ход в замок, и они проникли в него и расправились с
угнетателями. Но один из братьев спасся бегством и, узнав, что подземный
ход указала крестьянам сестра,
убил ее. Место, где она похоронена, до сих пор называется ложбиной Савтеби.
Рассмотренные в этой главе легенды и предания чувашей
о глубокой старине — последнем этапе первобытного строя и времени Болгарского
государства, я носят отчасти мифический, легендарный оттенок не богаты
конкретными историческими фактами, вcе же приближенно передают
колорит и картины эпохи. В легендах и преданиях мы видим отражение периода
военной демократии с героикой племенных вождей переселения тюркоязычных предков чувашей
с Кавказа на Среднюю Волгу, возникновения неравенства между людьми и
классовых антагонизмов, общественного строя Волжской Болгарии с ее городами,
царями и князьями — угнетателями народных масс. Период существования Болгарского
государства отложился в памяти народа как время национальной независимости,
которую приходилось отстаивать в сражениях с внешними врагами. Времена военной
демократии и Волжской Болгарии легенды и предания рисуют преимущественно в
светлых тонах.
В жанрах легенд и преданий об отдаленном прошлом
представлены в большинстве своем отточенные произведения с запоминающимся
динамичным сюжетом и яркими, в основном героическими образами. Столетиями
шлифовались эти произведения. Преобладают богатырские легенды и предания.
Впечатляющи сюжеты о возникновении скотоводства, земледелия, социального
неравенства, о причинах и ходе переселения Улпов с Кавказа в Волго-Камье,
освоении ими средневолжских земель, борьбе с врагами. В легендах, наряду с
реальными, действуют и сверхъестественные силы. В них широко использовались
приемы гиперболизации сюжетов и образов. Мотивы о тотемных животных, лесах,
казавшихся великанам травой, курганах и прочем встречаются в ряде легенд и
преданий. Есть и мотив мифа о Прометее, прикованном к скале. Фольклорными приемами
в художественном совершенстве отображены образы Улыпов, Азамата, Теменя, Марки
и других героев. Многие легенды и предания пронизаны идеей борьбы добра и зла.
В них добрые начала борются против злых, справедливость — против несправедливости. Нередко зло
наказывается, справедливость
торжествует. Так, Улп, спустившийся с горы Арамази, был
наказан — прикован к горе за то, что не выполнил заветов отца Аслади:
обижал людей, отогнал их с их пастбищ. Легенды и предания о древности содержат
идеи человечности, любви к Родине, дружественного, уважительного отношения к
другим народам.
В героических легендах и преданиях чувашей имеется
много общего с фольклором их предков — болгар, а также тюркоязычных,
ираноязычных, яфетических (кавказских), финно-угорских и славянских народов, с
которыми предки чувашей общались на протяжении их долгого исторического пути [1].
Искажают и этническое происхождение чуваш и марийцев.
Например, концепции татарских исследователей (40г. XX в. начала XXI в.), о том, что чуваши - субаши. Приведем текст «Имена народов чуваш и
черемис (мира) образовались от названий социалньных слоев в Булгарском
государстве: «чуваш» - от булгарского субаш, что означает государственный
крестьянин, «черемис» - от булгарского чирмыс - воин- ополченец».
Данный подход тиражируют исследователи Татарстана. Как
известно это искажение истории, но, к сожалению, чувашские краеведы стали
повторять ложные позиции. По-чувашски сармас, но данное написание было
характерно еще в V веке.
О массовой татаризации чуваш, марийцев, удмуртов
говорит Рашит Галлямов в книге «После падения Казани» [2]. Мы приведем несколько
страниц из данной книги. Особо следует отметить этнические процессы, связанные
с отатариванием части местных народностей Предкамья, прежде всего марийцев и
удмуртов. Эти процессы начались еще задолго до падения Казанского ханства. К
1552 г. определенная часть финно-угорского населения региона, видимо, приняла
ислам и успела уже вполне отатариться. В писцовой книге Казанского уезда 1565
– 1568 гг. упоминается мордвин с явно тюркским именем Кишкилдей. А в писцовой
книге Ивана Болтина 1602—1603 гг. мы встречаем ясачных марийцев Кулуша
Кульсеитова, Алмая Сетякова, Сююнчака Сеитякова, Пигильду Нурсеитова, Кузигева
Кутлубекова. Как видим, эти имена и фамилии — вполне мусульманско-татарские.
Возможно, что отатарившиеся до 1552 г. марийцы, удмурты, мордва, чуваши, как и
люди ногайского происхождения, скрываются в источниках под понятиями «татары»,
«чюваши», «новокрещены». На наш взгляд, наибольшую долю населения они составляли
среди «новокрещен». Объясняется это тем, что с первых лет после завоевания
волна насильственной христианизации обрушилась на них со всей мощью, как и на
все татарское население Предкамья в целом. Она застала их в тот момент, когда
они от язычества уже отошли, а мусульманские обычаи и традиции в их среде еще
не вполне укоренились. В результате этого отатаренные местные народности легче
поддавались крещению, сравнительно безболезненней утверждались в православной
вере. И, по-видимому, отчасти этим объясняется своеобразие материальной и
духовной культуры современных татар-кряшен.
Процесс отатаривания части финно-угорских народностей
Предкамья продолжался и в дальнейшем. Прежде всего, он был связан с массовым
переселением татар на места проживания марийцев и удмуртов. Так, по местному
преданию, дер. Средний Пшалым (совр. Арский р-н) была заселена татарами во
второй половине XVI в., после падения Казани. К моменту переселения татар здесь
уже проживал мариец по имени Василий. В дальнейшем его сыновья и внуки были
ассимилированы татарами. Однако до сих пор в народном просторечии одна из улиц
этой татарской деревни носит приспособленное к языку местного населения имя
упомянутого марийца. Вышеизложенное подтверждается и данными переписной книги
ясачных сел и деревень Арской дороги, составленной в 1678 г. М. Супоневым. К
тому времени некоторые из жителей дер. Средний Пшалым носили двойные имена —
мусульманское и языческое одновременно. Известный историк М. Г. Худяков также
свидетельствует, что «татарское население Бурецкого района (р. Бурец — правый
приток р. Вятки.— Р. Г.) представляет собой в настоящее время черемис, принявших
ислам... Даже по внешнему виду бурецкие татары отличаются от казанских и более
походят на черемис».
О смешении части марийцев, удмуртов с татарами говорит
и топонимика современных татарских сел и деревень Предкамья. Происхождение названий таких из них как
Кубян, Шода, Сиза, Серда, Шеки, Кунгер, Наласа, My и других, языковеды объясняют на основе
финно-угорских языков. В народных праздниках татар также «в определенной
степени отражаются элементы духовной культуры, характерные для языческого
финно-угорского населения».
Анализ этнических процессов
в Предкамье во второй половине XVI — начале XVIII вв. требует конкретизации
термина «служилый татарин». Только ли татары скрываются в источниках под этим
понятием или же представители и других местных народностей региона? Иначе
говоря, чисто этническое ли понятие имеет здесь слово «татарин», или же оно
имеет социальную окраску? Исследователи считают, что термин «служилый татарин»
охватывает феодальную прослойку и всех других местных народностей Среднего
Поволжья, т. е. здесь закладывается в него социальный смысл. Исследуя этот
вопрос, мы пришли к такому же выводу. Например, в начале XVII в. среди служилых
татар Предкамья упоминается башкирский князь Темиген Муралеев. Правда, в отношении
самого феодала термин «служилый татарин» в источнике не употребляется, но
относительно селения, в котором Темиген имел поместье, говорится, что «деревня
Чойдырева за служилыми татары в поместье». В другом месте
среди служилых людей мы встречаем и «черемисина» (марийца) Тохтамыша,
хотя в источниках нам ни разу не встречался термин «служилый черемисин».
Следовательно, понятие «служилый татарин» в рассматриваемый период кроме татар
включал и феодальные слои других местных народностей региона. Тем не менее, с
достаточной степенью достоверности можно утверждать, что социальное содержание
этого термина в абсолютном большинстве случаев совпадает с его этническим
содержанием. Объясняется это незначительностью количества служилых людей среди
других местных народностей Предкамья, большинство которых, на наш взгляд,
скрываются в источниках под понятием «служилый новокрещен».
До сих пор исследователи не могут прийти к единому
мнению относительно «чювашей» Казанского, а также Свияжского уездов,
фигурирующих в источниках второй половины XVI — XVII вв. Если одни ученые усматривают в этом термине только
этническое содержание, то другие
вкладывают в него социальный смысл. Ряд исследователей относят «чювашей»
к различным группам булгарского населения, сохранивших к XVI в. следы своей этнической
самостоятельности. Существует и точка зрения, по которой под упомянутым понятием
скрываются тюркизированные южные удмурты.
Решение обозначенной проблемы имеет для нашей работы
важное значение. Поэтому, не ограничиваясь изложением выводов других авторов,
мы попытаемся объективно сформулировать собственную позицию по этому вопросу.
Начало многолетней дискуссии вокруг «чювашей» источников
положил еще в начале XX в. Н. И. Ашмарин, который приложил много
сил для «доказательства» выдвинутой им «версии о том, что казанские татары —
это завоеватели края, которые не имеют исторических, корней на этой земле». По
его гипотезе, упомянутые «чюваши» являются этническими чувашами. Их, в свою очередь, Н. А. Ашмарин считал прямыми потомками волжских булгар. Его в
дальнейшем дружно поддержали чувашские ученые П. В. Денисов, P. Н. Степанов, В. Д.
Димитриев, И. Д. Кузнецов и др.
Факт исчезновения этих «чювашей» из источников к концу XVII — началу XVIII вв.
они объясняют их омусульманиванием и отатариванием.
Исследуя эту проблему, мы обратили внимание на тот
факт, что в источниках второй половины XVI
— первой половины XVII вв.
термин «татарин», за редкими исключениями, употребляется только в отношении
служилого населения Предкамья, а термин «чюваш» в отношении исключительно
только ясачных и крепостных крестьян региона. Если условно принять «чювашей» в
источниках за представителей чувашской народности, то получится, что во второй
половине XVI — первой половине XVII вв.
чуваши составляли большинство населения Предкамья — основной территории бывшего
Казанского ханства. Подавляющее
большинство ясачного, а также крепостного крестьянства из числа местных
народностей региона фигурирует в источниках именно под этим термином. Однако
при более детальном ознакомлении с источниками выясняется, что «чюваши» в них
не имеют отношения к чувашской народности. Так, в спорном деле о земле,
относящемся к 1642—1645 гг., жители дер. Ашерма Арской дороги указываются как
ясачные «чюваши», а сама деревня — «татарской», что
вполне объяснимо, если учесть, что первый из терминов здесь указывает на социальное (ясачное) положение
жителей деревни, а второй – на их этническую принадлежность.
Было закономерным явление, когда ясачные «чюваши», перейдя
в служилое сословие, одновременно становились и «татарами», что подводит к
выводу о социальном содержании термина «чюваш» в источниках второй половины XVI
— начала XVIII вв. Например, у проживавшего в дер. Большой Бимер Галицкой
дороги «чювашенина» Мансура один из сыновей числился, судя по писцовой книге
Ивана Болтина 1602— 1603 гг., «служилым татарином», а другой — ясачным
«чювашем».
Примерно с середины XVII в. термин «чюваш» начинает
исчезать из источников (относящихся к Предкамью) и к началу XVIII в. полностью
заменяется термином «татарин» («ясачный татарин»). В одном из источников,
датированном 1643 г., ясачные крестьяне дер. Серда Алатской дороги в целом и
ясачный крестьянин той же деревни Чемейко Чепаев в частности причислены к
«ясашным чювашам». А в другом источнике, датированном 1672 г., речь уже
ведется о «ясашных татаровях» дер. Серда Чемейке Чепаеве «с товарищи». Вряд ли
ясачные крестьяне этой деревни могли всего за 29 лет «отатариться». Более того,
в одном и том же источнике, датированном 1674 г., по отношению к ясачным
крестьянам дер. Бернаково Арской дороги Ляпачке Байчурину «с товарыщи»
употребляются термины «ясашные чюваша», «ясашные татаровя».
Возникает вопрос, насколько соответствует истине тезис
об омусульианивании и отатаривании во второй половине XVII — начале XVIII вв. упомянутых
«чуваш»? Возьмем для примера один из наиболее характерных в этом отношении
районов Заказанья — современный Арский район Татарстана.
Если судить по источникам, то во второй половине XVI - первой половине XVII вв., т. е до начала постепенной трансформации
термина «чюваши» в источниках в термин «татары», большинство населения данной
территории составляли «чюваши». Однако странно то, что эти «чюваши» не оставили
здесь после себя никакого заметного следа чувашской культуры, что объяснимо
только при отсутствии этнических различий между «чювашами» и татарами. В
противном случае это было бы нарушением закономерностей этнического процесса.
Не упоминаются эти «чюваши» также и в легендах, преданиях населения Арского
района, хотя в них часто фигурируют «ары» (южные удмурты) и «черемисы»
(марийцы). Сами чувашские ученые признают, что на Левобережье Волги «черемисами»
назывались луговые мари.
На территории современного Арского района имеются так
называемые «черемисские кладбища» («чирмеш зираты»). Как местное татарское
население, так и марийцы признают их марийскими кладбищами. На территории
района изредка встречаются также более древние по сравнению с «черемисскими»
«арские» (удмуртские) кладбища, не говоря уж о древних татарских кладбищах, в
которых в довольно большом количестве сохранились татарские мусульманские
надгробные камни, датируемые XIV—XVIII вв. Причем эти надмогильные камни
расположены в старинных кладбищах сел и деревень, население которых вплоть до
второй половины XVII в. состояло полностью или
частично из «чюваш». Если бы эти «чюваши» были этническими чувашами, то,
естественно, у них должны были быть и свои чувашские языческие кладбища даже в
том случае, если бы они к началу XVIII в. омусульманились и отатарились. Однако упоминание о «чувашских
кладбищах» на территории современного Арского района Татарстана отсутствует не
только в данных исследований археологов, историков и этнографов, но и в
народной памяти.
По писцовой книге Ивана Болтина 1602—1603 гг., например,
в дер. Нижние Метески Арской дороги к тому времени насчитывалось три двора
служилых татар и восемь двород «ясачных
чюваш». В настоящее время на
древнетатарском мусульманском действующем кладбище этой татарской деревни сохранились
«три надгробные плиты... с рельефной арабско-татарской подписью «сульс» и
орнаментом. Два камня датируются первой половиной XVI в., один — первой
половиной XVII в.». К началу XVII столетия более чем в 2,5 раза превышающее
число «служилых татар» «чювашское» население деревни «исчезло», не оставив
совершенно никаких следов. Этот факт можно объяснить только тем, что «чюваши»
этой деревни не являлись этнически чувашами и хоронили умерших со служилыми
татарами на одном и том же кладбище. Интересен и следующий факт. К 1781—1782
гг. в Заказанье (включая Казанский, Арский, Лаишевский и Мамадышский уезды по
административно - территориальному делению того времени) числилось всего 822 деревни.
Из них 15 были марийскими, 20 — удмуртскими, 266— русскими и 511 — татарскими.
Среди всех этих деревень не было ни одной чувашской, что ставит под сомнение
существование таковых в Заказанье и в XVI—XVII вв.
Заслуживает внимания
гипотеза М. 3. Закиева
и Я. Ф. Кузьмина-Юманади,
интерпретирующая употребление понятия «чюваши» в источниках в отношении потомков
местных тюркоязычных племен добулгарского периода, которых нельзя отождествлять
с чувашской народностью. Они в свое время «вошли и в состав булгарского
объединения племен, и в состав казанцев, а также и волжских татар, свое
самоназвание суас (чювас, чуваш), несмотря на влияние булгар и казанцев,
сохранили вплоть до XVII — XVIII веков». Однако, не отрицая возможности
существования в булгарском объединении племен упомянутых суасов, приходится
признать, что в источниках XVI — XVII вв. под термином «чюваш» упоминаются
представители самых разных народностей. Приведем характерный пример. В
писцовой книге Казанского уезда 1602—1603 гг. перечисляются хозяева крепостных
«чювашских» дворов в поместье Бакшанды Нурушева с указанием их этнической
принадлежности: «Данилко — немчин (немец) ... Нагай Улушев (ногаец)... Степанко
Васильев — русак... Гришко
Федоров — русак... Кугейко Нагаетин... Якушко Дербышев — латыш ... Анца
Сонталеев — немчин». Как видим, под
понятием «чюваш» в источнике в данном случае скрываются русские, ногайцы, немцы
и даже латыш. Это обстоятельсто отвергает все версии, связанные с причислением
«чювашей» из источников к какому-либо определенному этносу [2].
Таким образом, ложная летопись составлена не в
середине XVII века, а постепенно дорабатывалась,
куда были включены античувашские
концепции современных татарских авторов (40 – 50 г. ХХ – начало XXI веков).
Как видно из текста
казанского автора он, искажая историю чувашей, относит их к
другим народам Среднего Поволжья. Он отрицает болгаро- чувашские
названия деревень где проживали чуваши.
Р. Ф Галлямов только ставит вопрос «
Вряд ли ясачные крестьяне (чуваши) этой деревни могли всего за 29 лет отатариться?»
К сожалению, только за последние 25 лет около 500 тыс. чувашей ассимилировалось,
а за предыдущие 500 лет
около 600 тыс. чувашей приняв ислам, пополнили ряды татар. Процесс
ассимиляции чувашей продолжается совместно с
фальсификацией со стороны
казанских авторов.
Если говорить честно, то процесс изъятия болгаро – чувашской истории со стороны
казанских фальсификаторов завершился. Чуваши остались у «разбитого
корыта». Причинами чувашских бед , конечно, всем понятны главная беда чуваш –это
«самоедение».Чуваш редко когда друг другу поможет. Чуваш завистливый,
мстительный, жадный. Чуваш в новом
веке чувашу стал врагом, к сожалению, своя власть и экономическая «элита» отвернулась от своего
народа. Наблюдается активный
переход части чувашских художников, писателей, поэтов,
краеведов на позиции
фальсифицированной истории. Псевдоисследователи в своих произведениях тиражируют
античувашскую фальсифицированную летопись
«Джагфар Тарихы».
Шаймиев прямо заявлял о возможности включения Марий Эл и Чувашии в состав
Татарстана. К сожалению, руководство
Чувашской Республики промолчала на античувашское заявление
Шаймиева. Другие из числа
чувашских «патриотов» сторонников татаризации чуваш добавляют «если бы столицей Татарстана был не Казань, а Болгар, то татарская история пошла бы в ином, более правильном русле, ориентируясь
на союз с исламскими силами. Включив Чувашские земли в состав Татарстана можно снять «чувашский вопрос»
Литература
1. Димитриев, В.Д. Чувашские исторические предания /В.Д. Димитриев -
Чебоксары, 1983. – С. 19-30.
2. Галлямов, Р.Ф. После падения Казани /Р.Ф. Галлямов – Казань, 2001. – С. 58-
64.
Комментариев нет:
Отправить комментарий